Вступление
Ярко-рыжая и до того густо усыпанная веснушками, что и вся она была в цвет своей пышной причёске, как пламенная буря врывалась в наш орущий, визжащий и дерущийся класс историчка. Выкрикивая «а ну, сейчас же молчать! а ну, прекратили!», она принималась что есть мочи лупить толстенной указкой по учительскому столу до тех пор, пока нам не становилось совершенно ясно, что скоро стол разлетится на куски, и тогда ярость её может обрушиться на нас. Поэтому надо успокаиваться, наконец, и слушать её чудесные рассказы про Древнюю Грецию, про Рим и Египет.
Рассказчицей она была великолепной, и так вдалбливала в наши полные только озорством и шалостями головы причины гибели Римской империи, как будто хотела уберечь нас всех от беды неминучей, которая, судя по темпераментности её речи, должна была уже вот-вот произойти. Но более всего в её исполнении мне запомнился и впечатлил миф о Прометее.
Помню, я очень хотел тогда выяснить у замечательной, доброй учительницы моей, что это была за «темнота» у людей, в которой они пребывали? Почему боги дали Прометею возможность украсть, очевидно, самое дорогое, что у них было? Ведь даже наш сосед по улице и тот всегда прекрасно знал, когда мы собираемся оборвать у него вишни; и всё время, как только они начинали зреть, ходил за забором с длинной палкой в руке! А тут – всё-таки боги, которые и желания, и действия наши должны бы знать заранее и гораздо
вернее, чем бдительный Семён Петрович. И уж точно для охраны этого своего драгоценного «огня» (с такими-то дрессированными орлами, как у них!) им и палки бы не потребовалось. И что это за печень такая, что вечно можно её орлу клевать?
Но после урока историчке срочно надо было идти в учительскую, а нам – нестись стремглав на школьный двор, орать там во всю силу лёгких, толкаться, драться, кидаться снежками и всё это уложить в какие-то десять-пятнадцать минут полной свободы.
А если бы я всё-таки спросил её, а она – я уверен в этом – объяснила бы мне всё максимально понятно, то не стал бы я, скорее всего, столько лет возвращаться к ним вновь и вновь и искать ответы на те вопросы, которые неизбежно возникают у нас при чтении древних мифов, легенд и текста Библии. И не встала бы передо мной со временем та единственно верная, сложенная из множества деталей панорама, начало которой – на дне пропасти в двадцать тысяч лет глубиной.
В древнегреческом мифе о Прометее он сам собирает костяк человека, сам одевает его плотью, сотворённой им из размоченной земли, и в таком вполне законченном внешне виде передаёт его богине мудрости Минерве, которая прикосновением бабочки к голове «полуфабриката» одушевляет его. Причём на античном барельефе хорошо видно, что за актом одушевления к Минерве стоит целая очередь – то ли детей, то ли подростков. И получается, что Минерва в своём, на первый взгляд, лёгком занятии уступает в быстроте Прометею, выполняющему работу, требующую большого мастерства и сноровки и создающему из «праха и пыли» существо – по «образу и подобию Божьему».
Но это же явный намёк на то, что главным, важнейшим и наиболее трудоёмким в создании человека является процесс одушевления его богиней. А из этого всего возникают интереснейшие вопросы: откуда вообще к древним грекам поступила информация об обязательности существования в теле человека невидимой, неслышимой, невесомой и никак не ощутимой души? Какой авторитет сумел внушить им то, что не могло прийти к ним опытным путём? Сделав это так задолго до прихода на землю Иисуса Христа?
Оставим пока в стороне разбор ветхозаветного варианта сотворения Богом всего сущего за семь дней и обратимся к другому варианту древнегреческого мифа, в котором титану Прометею становится до того жаль находящихся в полной «темноте» людей, что он крадёт для них у богов «огонь». Ведь Прометей – сын титана Япета, олицетворяющего собой в мифологии прародителя всего человеческого рода, и дочери Океана – Азии; а это значит, что вместе с землёй, на которой все они – исходя из самого текста мифа – жили, должно было непременно существовать ещё и солнце.
Так о какой же всё-таки «темноте» и о каком «огне» идёт в этом мифе речь? Кто бродит в полной теми по земле, и кто же в действительности сам Прометей? И неужели эти вызывающие множество вопросов мифы придумали древние греки? Или это – плод их детского восприятия тайн нашего происхождения, которые пытались объяснить им жрецы Древнего Египта? Ведь известно, что получавшим в Египте у жрецов высшее образование грекам они говорили: «Вы, греки – дети, и навсегда останетесь только детьми!»
А далеко ли мы ушли от древних греков? И сможем ли сейчас по отдельным фрагментам мифов, легенд и сказаний восстановить полную картину нашего происхождения? Пришла ли, наконец, пора понимания и раскрытия сказочно-поэтических образов, которыми подменяли древние народы ту правду, которая пока что неподвластна и современной науке? Сможем ли