Из принципа Алиса допила горький напиток: все-таки не совсем дрянь. Но в отместку съела три воздушных крохотных печенья-меренги. "В буквальном смысле слова "сладкая месть", – подумалось Алисе, и она улыбнулась.
– Рассказывай дальше, – предложила психолог. И Алиса решила, что хоть с кем-то она может быть откровенной. Ну хотя бы раз в жизни побыть самой собой. А потом вопрос с доверием можно будет решить так, как привыкла Алиса. Но это будет потом, потом, а сейчас можно без опаски погрузиться в прошлое. Как обычно, рассказывая, Алиса предпочитала начинать с конца – так выходило веселее и правильнее. Мисс Фарида не возразила ни словом: конфеты в ее вазочке убывали очень медленно.
Глава 1. Алиса и Бегбедер
"Я обвиняю общество потребления в том, что оно сделало меня таким, какой я есть: ненасытным. Я обвиняю моих родителей в том, что они сделали меня таким, какой я есть: бесхребетным. Я часто обвиняю других, чтобы не обвинять себя самого". Алиса захлопнула невнятное произведение Фредерика Бегбедера и отбросила его в сторону: книга, бедняжка, ударилась твердым переплетом в стену, затрепетала всеми страницами и упала на ковер, подмяв под себя несколько страниц. Она выглядела покалеченной, а убожество и беспомощность Алиса не любила. Нехотя встала, подняла безвинную страдалицу, расправила заломы. И с некоторым презрением отложила в сторону. Нет, Алиса не хотела обвинять себя ни в чем. Это было неощутимо лживо и неприятно. Неправильно. Вроде бы, и виновна в чем-то, но точно знаешь, что – нет. И все-таки червь сомнения грызет, грызет мозг, доводя до головокружения.
Вчера она опять выходила гулять, и снова, увидав ее из окна, соседка вывела на прогулку всех своих шавок. Во всяком случае, Алиса думала, что толстуха специально дожидается у окна момента, как можно будет схватить поводки и вывалиться на тротуар, окруженной шерстяной, булькающей и захлебывающейся лаем пеной. Как обычно, чуть поодаль шествовал соседкин супруг: высокий, чрезмерно худой мужчина с носом, напоминающим то ли клюв тукана, то ли руль корабля. Психолог, кстати. Что было даже хуже, чем юрист, потому что в открытом противостоянии с ненавистной соседкой он был чем-то вроде имперского космического дредноута – орудия огромной мощи и крепкая броня. Правда, до сих пор держался в стороне, но по глазам было видно: если начнется ссора, то Алисе не миновать словесного насилия и унижения. Вот за это еще она не любила Бегбедера: и впрямь чувствуешь себя бесхребетной тварью, и как бы ни храбрилась, но до визга боишься вступить в конфликт. "Что люди скажут?" – рефреном звучит в голове голос матери. И точно – люди бы не одобрили. Разве что покойная бабушка, но и та была бы разочарована, если бы Алиса проиграла. Так не лучше ли вообще не вступать в схватку?
Соседка прошествовала мимо, не замечая Алису, хотя буквально вчера переманила у нее отличного переводчика, с которым у Алисы должен был состояться совместный проект. Переводить хотели малоизвестного сказочника, но девушка была очарована им, и уже сделала наброски главных героев. Иман – странное имя для турка – мог хорошо перевести тексты с турецкого на английский, на чистом энтузиазме. Но вдруг страшно увлекся той самой алисиной соседкой: потерял и голову, и интерес к проекту. Он сам не мог сказать, что именно так привлекло его в полнеющей пожилой женщине с кривыми зубами и хриплым прокуренным голосом. "Сила, наверное, – пожал при последнем разговоре плечами Иман. – Подумай сама: она театральный продюсер, автор двух книг…" "Автобиографических, – добавила Алиса". "Неважно. Она тверда в устремлениях, и у нее все получается, а ты никогда не умела доводить дело до конца" "С чего ты взял? – обиделась Алиса". "Дорогуша, – Иман обнял ее за плечи, покровительственно, чего раньше никогда не делал. – Она мне все про тебя рассказала. И про твои беспорядочные связи, и про твою безалаберность и безответственность. По сути, – продолжил он, – ты своего рода амеба. Талантливая, но бесперспективная. А я хочу перспективы, понимаешь? Свой дом, деньги, девушки, дорогая машина… И уж явно не хотелось бы связывать свое имя с человеком твоей репутации. А она, знаешь ли, хоть и грубая, но добрая и заботливая, в отличие от тебя".
Тогда Алиса вырвалась из-под его руки и чуть не залепила пощечину. Вот именно, что "чуть" – и об этом уже с тех пор неоднократно пожалела. Иман тоже почувствовал, что девушка колеблется, как никогда не поступила бы его новая патронесса. И рассмеялся: сбитая система координат подсказывала ему, что Алиса – слаба, раз не в состоянии ответить насилием даже на такую откровенную провокацию. Слаба, значит, недостойна даже общения. Насилие – вот, что стало его богом. Унижай или подчиняйся, стань господином, чтобы не быть рабом – третьего не дано.
"И-и-иман, – донеслось слегка ослабленное ветром хриплые контральто, – И-има-а-ан, зайчик, иди сюда-а-а!" И юноша побежал на зов, лишь раз обернувшись на онемевшую от неожиданного признания Алису. Так, чтобы убедиться, что она не бьется в истерике, например. Но Алиса будто окаменела – ни обиды, ни горечи, ни злости. Недоумение – это да. Злость и решение пришли позднее, вместе с Бегбедером, темным осенним сентябрьским вечером. И тогда же она решила вести дневник.
Дневник. День первый.