Конфликт хорошего с лучшим. Наталья Нестерова

это, – указала она пальцем на телевизор, – прекраснодушные сказки.

      – Максималистка, – буркнул муж, когда дочь ушла. – Ты была такой же. Возможно, и суровее.

      Он хорошо знал о моих отношениях с мачехой, а детей в подробности я не посвящала.

      В родном городе я не была двадцать шесть лет. Как уехала в институт поступать, так и не возвращалась. Из-за мачехи. Моя мама умерла, когда я училась в девятом классе. Через год отец женился на Светлане Петровне. О ней все отзывались очень хорошо – добрейшая, прекраснейшая женщина. Но будь она из чистого золота и бриллиантов, маму заменить мне не могла. А отец легко замену нашел!

      У нас не было конфликтов или ссор – только холодное мирное сосуществование в течение полугода. И потом внешне приличия соблюдались. Я вышла замуж, папа приезжал к нам. Подросли дочери – проводили у него и у бабушки Светы, кстати, моей тезки, каникулы. Она присылала нам гостинцы – сушеные грибы, варенье. Если трубку, когда я звонила, поднимала Светлана Петровна, она здоровалась и тут же говорила: «Сейчас позову папу» или «Папы нет. Что ему передать?» А с моим мужем болтала подолгу.

      Мачеха умерла, мы приехали на похороны. Надеялись убедить отца продать дом и переехать к нам. Я поразилась тому, как все в родных местах постарело, не только люди, но и сам городок обветшал. Прядильный комбинат и ткацкую фабрику закрыли, работы нет, молодежь разбегалась, здания давно не ремонтировали, скверы поросли бурьяном.

      На поминках проникновенно говорили о замечательных качествах Светланы Петровны. Отец плакал. Я понимала: старенький, несчастный, но все-таки не могла про себя не упрекнуть. Когда умерла мама, он слез не ронял.

      Светлану Петровну за глаза я величала счетоводом – она работала в домоуправлении бухгалтером. Отец – инженер-путеец, давно на пенсии. Словом, семья очень скромная, не выдающаяся. Но на похороны пришло неожиданно много народу. После кладбища люди стояли во дворе, ждали своей очереди к поминальному столу. Входили по двадцать человек. Только отец, я, мой муж и дочери не вставали из-за стола. Какие-то женщины меняли посуду, приносили закуски, приглашали очередную группу. Говорились поминальные тосты, не чокаясь, выпивалась водка, закусывали кутьей и блинами, потом еще слова и горячие блюда, чай с пирожками – одна группа находилась за столом минут тридцать – сорок. Некоторое время на уборку – и входила новая партия.

      От мелькания лиц, тарелок, стаканов, нарезанной колбасы и салатов, от скорбной, но ритуально четкой последовательности действий и слов – бесконечных «земля пухом» и «вечная память» – у меня заболела голова. Во время очередной пересменки я вышла из-за стола, чтобы выпить таблетку.

      Меня остановил какой-то мужчина:

      – Света, не узнаешь меня? Я Витя Шумаков, мы раньше по соседству жили. Ты меня еще в армию провожала.

      Узнать в лысом полноватом мужчине вихрастого и шклявого Витю было совершенно невозможно. Проводы в армию всегда были у нас большим событием, почти как свадьба или те же поминки. Если парень-призывник не имел девушки, которая его провожает и как бы невеста почти, то он в глазах народонаселения выглядел неполноценным. Я вспомнила, что играла такую роль четверть века назад на Витиных проводах. Кажется, мы даже целовались у военкомата.

      – Ты бы меня на улице встретил, – ушла я от ответа, – тоже бы не признал. Ведь не помолодели.

      – Нет! – возразил Витя. – Ты мало изменилась. Но у меня все хорошо, – почему-то стал он оправдываться. – Правда, замечательно. Жена, дети, работаю на железной дороге.