Хотя на самом деле самые близкие люди Софико «не исполняли обязанностей по её воспитанию» – так обычно пишут на сайтах ведомств, занимающихся семейными делами. В реальной жизни у Софико был отчим, который сильно выпивал и грубил ей, и мать, которая этого постоянно не замечала или же не хотела замечать. Оба родителя имели свой собственный оригинальный взгляд на мир. Поэтому в доме Софико не было вкусной еды и компьютера, а телевизор был только в комнате родителей. В первом классе её даже не отправили в школу, чтобы не «испортить её» и приучить к её «истинному предназначению» – домашнему хозяйству и умению зашивать дырки на старых рубашках отчима. Потом, правда, всё-таки передумали и отправили, когда в дело вмешалась соседка. Эта же приятная добродушная женщина отдала ей щенка лабрадора – главную драгоценность Сони.
Софико не знала, почему, но её отчим явно относился к ней так, как будто специально пытался сделать её жизнь несчастной, лишить её радостей. Несколько лет назад он отломал руку её любимой куклы, чтобы просто посмотреть на реакцию девочки. Когда отчим выпивал, его лицо становилось красным, а внимание мгновенно переключалось на 14-летнюю падчерицу. В детстве Софико в такие моменты представляла, что случайно попала в пещеру тролля. И он как будто бы действительно становился троллем, а скромная маленькая кухня с пауками на стенках – пещерой.
– Ты хоть знаешь, сколько денег я трачу на тебя в месяц? – рычал тролль, брызжа слюной.
Если вы попали в жилище огромного зверя, опасно с ним спорить в открытую.
– Не знаю, я не умею считать. Дядя Паша, вы же говорили, что женщинам не нужна математика, так как они всё равно её не поймут, – максимально спокойно и жизнерадостно отвечала Софико.
Чувство юмора было её оружием и в то же время спасительным одеялом, которым она укрывалась от мира. Первые годы жизни в пещере были ужасными – отчим её жестко наказывал за любой проступок и доводил обидными словами до слёз. При этом он заставлял её чувствовать себя растерянной, когда говорил ей, что всё, что он делает – лишь для её блага. Отчим говорил, что заботится о ней, когда её наказывает, и что всё это необходимо для её воспитания. Долгое время Софико ощущала бесконечное чувство вины и терялась, не имея возможности понять, кто прав. Но когда Софико подросла, она всё же убедила себя в том, что не заслуживает такого обращения. Она научилась отвечать дяде Паше так, что он порой просто хлопал нетрезвыми глазами, или же ей и вовсе удавалось его перехитрить. В итоге тролль стал меньше задевать Софико и старался с ней не спорить.
К матери же у девушки были смешанные чувства. Она помнила, что та когда-то была вполне хорошей матерью, но эти воспоминания блекли под слоем новых, далеко не таких счастливых. А фразу: «Дядя Паша прав, ты должна его слушаться» мама говорила так часто, как в старых книгах говорят фразу… Да нет, пожалуй, нет такой фразы.
На днях дядя Паша ткнул ей под нос тапок, на котором виднелись следы зубов щенка Малыша.
– Это что? – спросил он.
– Следы зубов, – прямо ответила Соня.
– Как они тут оказались?
– Не знаю.
– Не знаешь?! А кто знает? Может, твой пёс? Если ещё раз я замечу такое, то выкину его из окна!
Малыш был её единственным слабым местом, и отчим знал, на что надавить. Она сильно сжала зубы, чтобы ни в коем случае не ответить. Отчим с силой кинул тапок на пол, чуть не попав на собственную ногу, и заправил заляпанную футболку в старые синие спортивные штаны. Соня догадалась, что он уже выпил – запах алкоголя она уже ни с чем не спутает. Пьяно уставившись на неё, он потряс пальцем у неё перед носом.
– Я тебе не отец! И не обязан тебя обеспечивать! Пусть тот, кто тебя сделал, покупает новые тапки! Я лишь могу тебе вправить мозги… ик! Ты меня за это боготворить должна! Ик! Да что этот вы тут расставили на дороге?!
С последней фразой он пнул тумбочку в коридоре и заорал от боли. Хлипкая дверца старой тумбочки слетела с петель, и оттуда выпал старый мяч, детский рисунок Сони с полной надежды надписью: «Маме и дяде Паше! С Новым годом, люблю!», а также папка с фотопроектом на тему: «Дети – цветы жизни», которую дядя Паша делал для конкурса на работе. Под звучным прозвищем Дети-Цветы-Жизни он так навсегда и вошёл в воспоминания Софико
Девушка, как могла, приспособилась к тем обстоятельствам, в которых была вынуждена жить. Дверь её комнаты не имела замка, но она приноровилась делать огромный шалаш из старых простыней почти на всю комнату – так, чтобы под ним была и её кровать. Внутри убежище было обклеено дешёвыми святящимися в темноте картонными звёздами, также висела пара любимых фото и огромный плакат с морем. Софико любила ставить на кровать настольную лампу, открывать окно так, чтобы оно было видно из шалаша, и лежать на спине на кровати рядом с Малышом, думая о своём.