Макс сел на кровати, протер глаза. Изможденный мозг просил покоя, перемешав реальность с туманными силуэтами воображения. Эти слова, неугасающие искры в эхе минувших дней, не померкнут никогда. Они продолжат обжигать, источать разрушительное тление, принимая форму безжалостного лика мучений, перед чем бессильно даже пронизавшее его пьянство. Стоит ему прикоснуться к тому, что едва ли можно назвать сном, как он становится беззащитен перед собой. Приползают тени, вскрывающие все новые пласты памяти, вытягивающие новые обломки воспоминаний, и эта гремящая работа в мозгу не заканчивается никогда. И все же три дня горестного бражничанья достигли цели – пламя пятничного звонка и субботних безумств чуть остыло, а вчерашнее видение стало кульминацией его болезни. Сегодня, в первый день новой недели, он твердо решил изгнать обжившийся в нем за двенадцать лет легион бесов.
Из кухни донеслись звуки неловко раскладываемой посуды. Маленькая Диана не дождалась его пробуждения и уже вовсю орудовала на кухне.
– Диана? – хрипло позвал Макс и поморщился – малейшее напряжение отдавалось в голове колющей болью. Вдобавок дико хотелось пить.
– Да, папа! Иду! – ответил торопливый звонкий голосок. Диана вошла в спальню, шаркая ножками и поправляя беспорядочно падавшие на плечи волосы. Одета была она в шорты и просторную белую майку. – Как спалось?
– Превосходно, – буркнул Макс и, сделав невероятное усилие, встал-таки с кровати. – Почему ты не хочешь дождаться, пока я проснусь и помогу тебе приготовить завтрак?
– Я боялась, что ты вообще сегодня не проснешься, – Диана ехидно улыбнулась.
Макс попытался возмутиться, но вместо этого лишь неопределенно крякнул.
– Ты бы сперва умылась, привела себя в порядок, а потом занялась ублажением желудка.
– Но я очень голодная! – запротестовала девочка. – И я уже поставила мясо в духовку.
– Мясо в духовку?! – Макс негодующе помотал головой, натягивая брюки. – Тебе всего десять лет, а аппетит, как у взрослой волчицы.
Диана подбежала к нему с ангельской улыбкой на прелестном личике, явно довольная сравнением, и прыгнула на руки Максу.
– Останься сегодня дома! – с надеждой пропела она. – Ведь сегодня такой важный день!
Чмокнув девочку в щеку, Макс опустил ее на пол и с сожалением ответил:
– У меня важные дела. Я вернусь после обеда, и мы пойдем с тобой туда, где ты увидишь самое прекрасное зрелище в городе.
– И увижу, где ходила моя сестра, – добавила Диана.
– Непременно.
Прошло не меньше часа, прежде чем Макс обрел способность трезво мыслить и выйти на работу. Оставив дочь в школе, он еще раз пообещал забрать ее после обеда и отвезти в обещанное место. Итак, сегодня, кажется, важная встреча. Точно. Сегодня в половину десятого у него назначена встреча с Кариной Марьян – принцессой американского шоу-бизнеса, навестившей историческую родину и решившей дать несколько концертов в сети его клубов. В ближайшие две недели клиенты «Каллиоп» почувствуют себя частью мировой музыкальной культуры. Но не это дело занимало его. Его пугало исчезновение настроя на очищение. Прошел всего час, и он снова боится. Приглушаемые на время выпивкой бесы вновь задвигались. Проклятый, порочный, дьявольский круг, достойный потеснить один из девяти кругов ада у Данте.
В глубоких раздумьях Макс доехал до студии, припарковался в привычном месте и поднялся в офис. Секретарша Анна встретила его неизменной приветливой улыбкой.
– Доброе утро! – весело поздоровалась она. Макс отсалютовал в ответ, изо всех сил стараясь держаться естественно. Ее улыбка не проста: каждый раз она словно подтверждает преданность Анны своему директору, готовность всячески его поддержать.
– Звонила секретарь Карины Марьян, подтвердила встречу, – и добавила, посмотрев на настенные часы, – через пять минут.
– Видишь, как я пунктуален? – скривил Макс губы в шутливой улыбке и прошел в кабинет.
Его резиденция олицетворяла современную роскошь с элементами традиционного искусства в виде пышного ковра с армянским орнаментом, устланного под рабочим местом. Два массивных стола из темного дерева, образующих букву «Т»; вдоль стены тянется стеклянный шкаф с различной выпивкой, книгами, грампластинками середины прошлого века; шесть мягких кожаных кресел, расставленных у стола для посетителей. Узкое вертикальное окно позади директорского стола обнажало полоску улицы Мовсеса Хоренаци.
Макс уселся в широкое кожаное кресло, включил компьютер и стал рассеянно просматривать график встреч и дел на неделю. Каждая строка читалась с великой тоской. Тяга работать померкла, как хрупкий солнечный свет в пасмурную погоду. Не успел Макс докурить сигарету, как раздался