– Аз понял вас, отец император, но что ж про Венгрию, когда с ними тоже войны не ведешь, но дружбу не сеешь.
– Венгры дружбу иметь не желают, а Россия к миру никого не принуждает. Коли захотят, тогда говорить буду.
Януш поклонившись императору, вышел из зала.
***
Иван отменил свой визит к Александру, из-за вчерашней пьянки он смог лишь написать слова извинений в адрес императора и отдать их посыльному, после чего вновь погрузился в сон. Лапоухов проснулся через пару часов, умывшись, он принялся было чистить свой револьвер, но в дверь кто-то постучал, это был Кристиан. Он попросил разрешения войти и, получив одобрение, переступил порог.
Иван усмехнулся, взглянув на нового друга:
– А тебе я гляжу нисколько не плохо.
– Я лечусь от похмельного синдрома прусскими средствами. Наша медицина прекрасно справляется с этим. Я удивлен, как вы, русские, еще не начали делать подобные лекарства, когда вы так любите выпить.
Иван поморщился, голова ныла:
– Дело говоришь, может, ты и мне дашь свое лекарство?
Гофман молча удалился, после чего вернулся вновь с небольшим пакетиком порошка.
– Разведи в воде и выпей.
– Благодарствую, мой дорогой друг. Так, что побудило тебя прийти ко мне сейчас?
Лапоухов высыпал содержимое в стакан.
– Иван, ты сказал, что ваш император хороших мнений о тебе.
– Да, мы почти друзья.
– Почему почти?
– У правителя не бывает друзей. Есть доброжелатели и ненавистники.
– И все же, я думаю тебе в силу объяснить ему, что Дания не друг России.
Лапоухов вновь нахмурился, теперь уже от возмущения:
А чего это ты за Россию так беспокоишься, что решил императора учить. С датчанами у нас и войн никогда не было. А если ты приехал сюда, дабы мнения свои навязывать, то мой тебе совет, ступай собирать вещи, пока немилость императорскую не вызвал.
Кристиан покинул Ивана: он лег в постель и закрыл глаза – сон не шел.
Когда Гофман был еще ребенком, отношения между Пруссией и Россией были весьма напряженными. Воспитывался он противником этой империи, но сейчас находился в этой стране в качестве дипломата и был достаточно тепло принят. Он глубоко переживал за судьбу его любимой, маленькой Пруссии, и так же, как Отто фон Бисмарк, видел в России друга и соратника. Ранее он питал интерес к Италии, Австрии, Франции, но сейчас эта «варварская», (как называли ее в Европе) страна вызывала у него приятные чувства неизведанности. Кристиан обдумывал план диалога с императором, навязывать свои идеи более было нельзя, иначе Александр мог разгневаться и выслать его из страны, тогда миссия была бы провалена. Он боялся подвести свой народ, своего короля, своего отца. В том нелегком веке Кристиан мог считаться настоящим рыцарем, достойным доблести и славы. Но не их желал Гофман, он хотел, чтобы его просто помнили, помнил его народ, и те, кто ему дорог. Подбирая в мыслях будущие слова к императору, он забылся и уснул