Мы меняемся, не изменяясь. Мы набираемся мудрости, но подвержены ошибкам! Сколько бы мы ни существовали, мы остаемся людьми – в этом и наше чудо, и наше проклятие.
1
– Скажи мне, что ты видел? – спросил шериф, наклонившись к напуганному мальчишке.
Теплый ветер колыхнул бесконечное кукурузное поле. Стебли вздрогнули, зашелестели, словно взволнованное дыхание молодого любовника, прикоснувшегося к юной, недавно сформировавшейся груди. Шериф поежился и огляделся по сторонам. Волосы на затылке зашевелились. Теплое калифорнийское солнце перестало согревать. Озноб сковал тело. Кто-то наблюдал за ними из густых зарослей кукурузы, прячась за пыльными зелеными стволами в человеческий рост.
– Кого ты видел? – повторил шериф свой вопрос.
Мальчишка вздрогнул и замотал головой.
– Никого! Клянусь, никого! – По его грязным щекам покатились слезы. Он схватил шерифа за руку. – Заберите меня отсюда, пожалуйста! – Детские пальцы впились в мужскую ладонь. Причинили боль.
Шериф снова вздрогнул.
– Кого ты… – он прервался, услышав какой-то шорох. Боковое зрение уловило мимолетную тень, нырнувшую в заросли. – Да что здесь происходит?
Десяток напуганных мух, прервав трапезу, поднялись в воздух. Зажужжали, кружась над распотрошенным телом светловолосой женщины.
– Не смотри! – шериф силой заставил мальчика отвернуться. – Не смотри на нее!
Он приказал себе не думать о том, кто эта женщина. Сколько мальчишке лет? Десять? Одиннадцать? Если это его мать и он видел, как все произошло, то кошмары на всю жизнь ему обеспечены. Шериф снова посмотрел на разбросанные вокруг тела внутренности. Господи, пусть виновником этого будет животное! Шакал или дикая собака – неважно. Лишь бы не человек!
– Пойдем. – Шериф подтолкнул мальчишку к своей машине. Ветер снова приласкал кукурузное поле. Дверка скрипнула. – Садись. – Пыль под ногами поднялась, заполняя глаза. – Чертов ветер! – Шериф сел за руль. Включил зажигание. Стартер заурчал, но двигатель не завелся. – Что за… – Шериф повторил попытку. Ничего. – Черт! – Он вышел из машины и открыл капот. Пусть это будет не человек. Пусть это будет…
Шериф выругался, увидев вырванные высоковольтные провода. Значит, все-таки человек. Рука потянулась к револьверу. Но когда он успел? Когда смог повредить двигатель? Шериф обернулся. Мухи снова облепили изуродованное женское тело. Убийца всегда находился здесь. Наблюдал за ними. Выжидал. Сколько времени шериф пытался поймать мальчишку в этих зарослях? Пять минут? Десять? Шериф расстегнул кобуру и взвел курок.
– Вылезай! – прокричал он мальчишке.
– Но…
– Я сказал, вылезай! – Шериф заставил себя успокоиться. – Мы пойдем пешком.
2
Дин сплюнул истлевшую до фильтра сигарету и любовно погладил приклад «Ремингтона». День только начинался, но за последние недели он понял, что это не дает ему никакого преимущества. Зверь не боится солнечного света. Не боится огня. Да и зверь ли? Месяц назад Дин сказал бы, что такого не бывает, и назвал бы человека, рассказавшего ему о звере, чокнутым. Но сегодня он сам стал тем человеком. Отчаявшимся. Одержимым. С черной щетиной, растрепанными волосами и безумным взглядом. Зверь забрал у него все. Забрал жену, дочь, забрал желание жить, оставив лишь месть да ночные кошмары – кровавые, темные. В них Дин всегда возвращался к озеру. В ночь, когда зверь уничтожил всю его жизнь. В ночь боли и страданий. В ночь беспомощности и отчаяния. В ночь, когда лунный свет посеребрил поляну и ничто не предвещало трагедии…
– Скажи, что любишь меня, – попросила Эшли.
Дин обнял ее, зарывшись лицом в светлые волосы. Любимая женщина прижалась к нему – теплая, податливая. Вики заснула в соседней палатке, и можно было заняться сексом, но Дин хотел просто лежать, обнимая мать своей дочери, слышать ее дыхание, вдыхать запах ее волос. Он заснул на какое-то время, растворившись в этом океане чувств.
– Дин! – он вздрогнул, услышав встревоженный голос жены. Сердце екнуло. – Господи! – Эшли вскочила, пытаясь выбраться из палатки.
Еще один крик Вики прорезал тишину, прогоняя остатки дивного сна.
– Да что же это?! – Эшли рванула вверх молнию входа, сдирая с пальцев кожу. Кровь потекла по руке, но Эшли не заметила этого.
– Мама! – крик дочери захлебнулся в каком-то чудовищном хлюпанье.
Дин оттолкнул жену и, разорвав молнию, выскочил на поляну. В палатке дочери, стоявшей чуть поодаль, горел свет. Включенный фонарик рождал дикие, безумные тени. Они извивались на брезентовой поверхности, вздрагивали, скалили черные беззубые пасти.
– Вики! – Дин бросился к ней. Преодолел за несколько шагов отделявшее его расстояние и нырнул в палатку.
Кровь. Она была повсюду: пропитывала одеяла, стекала с брезентовых стен… И зверь. Дин так и не смог разглядеть