Но надо жить дальше. Человек – птица гордая, но стайная, и без пары ему никуда. И ты снова ищешь, и снова находишь, и снова первый год вы обживаетесь и тянете все свое в общую квартиру, второй год наслаждаетесь уютом, а третий ходите среди мусора, пытаясь сбежать. Замкнутый круг, который стоит разорвать.
Может быть, дело все-таки во мне? Детские травмы, обиды, и всякий гештальт?
Но тут появляется с новой силой мужчина мечты. Он приходит просто так, ниоткуда, и все сбивает с толку. А о чем же мне еще писать, если только в любви и отношениях я нахожу стимул взяться за перо (зачеркнуто), за клавиатуру?
Итак,
I
Мне пять лет. Я только осознаю, что я есть, я человек, я девочка. Чем мальчики отличаются, кроме одежды, я пока не знаю. Я влюблена в соседского мальчика, он, кажется, в меня тоже, потому что постоянно угощает меня конфетами, а иногда даже делиться единственной. Мама меня ругает: «А вдруг он болеет», но я смело ем его надкусанную конфету, понимая всю суть бытия.
Мы гуляем в парке. Мамы сторожевыми собаками идут чуть сзади, внимательно наблюдая за нашими играми. Летний ветерок легко колышет стебли цветов, порхают бабочки, вечер насыщен, как молоко с медом, и приятно пахнет. Мы играем в догонялки, сбивая друг друга с ног. Он падает и начинает плакать. Я впервые понимаю, что мальчикам тоже бывает больно. Но его мама, строгая учительница младших классов, отчитывает его: «Мальчики не плачут», и мне становится немного стыдно за своего возлюбленного.
Я знала, что взрослые целуются. И мы тоже решили попробовать. Но нам было мокро и неприятно. И мы решили, что взрослые прикидываются, это просто такой ритуал.
Когда мой возлюбленный решил при мне помочится, я очень долго рассматривала, как он писает, потом полезла к себе под юбку и заорала благим матом: «Мама, а почему у меня такой трубочки нет?».
Мамам было стыдно. Моя мама начала объяснять, что я девочка, а все девочки без трубочки. Я почувствовала вселенскую несправедливость.
Ему подарили хомяка, и он выносил его во двор погулять. Я тоже хотела хомяка, и открыто заявила об этом маме. Мне тоже купили хомяка. Но наши хомяки не стали дружить, более того, они однажды подрались. И мальчик сказал, чтобы я выносила хомяка отдельно от его хомяка. И тут я поняла, что мужчины любят свои игрушки больше, чем женщин.
Он любил машинки, и я тоже. Мы играли в гонки, а еще мы дрались на палках, представляя, что это шпаги. Мы посмотрели фильмы про войну, и играли в разведчиков. И тут мама сказала мне, что это не женские игры, мне положено играть в куклы, и вручила мне Барби и коллекцию одежки к ней. Мне было, конечно, приятно, но я поняла, что женщина должна знать свое место.
Однажды я разлюбила своего мальчика. Мамы купили нам мороженое, и он начал кричать, что у меня вкуснее. И я поняла, что он больше меня не любит. И разлюбила. Какой смысл любить того, кто не любит тебя?
А наши мамы продолжали общаться, несмотря на то, что мы больше не играли вместе. И я поняла, что дружба не зависит от окружающих обстоятельств.
Я стала играть с другими детьми и ненадолго поняла, что любовь – это не все, что есть в жизни – есть еще выварзюкивание в грязи, когда ты вместе с девочками лепишь из нее пирожки, конфеты, прятки и мороженое, и вообще, мир огромен и многообразен, и зацикливаться на чем-то одном не стоит.
II
Удар в живот прервал все мои размышления. Меня окружили трое подростков, вышедших из-за угла.
– Хватай сумку – заверещал тот, что меня ударил, пока я не могла дышать.
Двое других просто стояли, не понимая, делать им то, что сказал предводитель или смываться, пока не поздно. Тот, что меня ударил, схватился за сумку, но тут раздался чей-то крик:
– Смываемся, кто-то идет.
Скорее всего, это была их первая кража, потому что они действительно дали стрекоча. Пока я приходила в себя, ко мне подбежал высокий, плечистый мужчина.
– Вы в порядке? – обнял он меня за плечи.
Я подняла большой палец, так как еще пыталась восстановить дыхание после удара. Бить у пацана получилось лучше, чем сорвать сумку.
– Нормально все. – Отдышалась я.
–Давайте