Он попробовал заорать в надежде, что ему станет легче. Но звук не давал эха, словно Джон пребывал в открытом поле. Воздух казался недвижимым – ни малейшего колыхания. А когда Джон стал прислушиваться к своему организму, то понял, что не дышит, а сердце его не бьется. Невозможно было моргать и плеваться, во рту не было слюны. В его теле вообще отсутствовала жидкость, только кости, мышцы и кожа. Размышления привели Джона к единственно разумному выводу: это была смерть, а мир вокруг – то, что ожидает нас после гибели.
– А где рай и ад? Или одиночество в застывшем мире – и есть мой ад? – усмехнулся он и тут же добавил: – Нет, так дело не пойдет!
Джон помнил, что на последнем этаже хозяйка дома всегда держит открытым лаз на чердак. Мысль осмотреть город с высоты посетила его с самого начала, он хотел проверить, насколько глубоко проникло замирание. Вдруг всему виной какой-нибудь военный эксперимент, и в паре кварталов течет размеренным темпом привычная жизнь.
– Огромное спасибо за бдительность, – вскарабкиваясь на чердак, говорил сам с собой Тофи. – А вот и мой выход отсюда! Сейчас посмотрим, где конец этому замиранию.
Увидев открытое окно на веранду, он не задумываясь вылез на крышу. Весь видимый город был недвижим. Где-то в глубине неба что-то светилось, но Джон принял свечение за застывшие солнечные блики. В то самое мгновение он испытал давно забытые чувства ужаса и безысходности, будто застрял в нелепом сне и никак не мог проснуться. Мир был неизменен: он мог его видеть, мог трогать и даже слышать, но не мог заставить двигаться.
– Да поможет мне бог! – в отчаянье прошептал Джонатан и прыгнул с крыши.
Падение было болезненным и крайне неприятным. Он приземлился на коленки и руки – в самый последний момент сработал инстинкт самосохранения. Сломав все четыре конечности, Джон долгое время, корчась от боли, валялся на асфальте перед домом. Неимоверная боль, звук лопающейся от удара плоти, рвущихся мышц и трескающихся костей… Разум не покидал Джонатана, он прочувствовал каждую секунду неудачной попытки уйти из этого мира. Однако все раны затянулись, разрывы, переломы, ссадины, словно при ускоренной съемке, заросли на глазах. После новой попытки лицо и переломанная шея заживали чуть дольше, но, как и в случае с руками и ногами, исцеление вершилось, оставались лишь маленькие рубцы, как некое клеймо за попытку нанести себе вред. После третьего раза стало понятно, что умереть в остановленном мире нельзя.
– Надо заставлять себя двигаться. Иначе я умом тронусь в такой тишине! – произнес Джон и вдруг заметил, как в окне напротив засветился