– Что значит – незащищенными? – спросила Мила, часто моргая и все еще не в состоянии увидеть дядюшку.
– Это значит, – все тем же спокойным тоном объяснил тот, – что нужно, как минимум, надеть очки с темными стеклами. У тебя еще вся жизнь впереди, ты ведь не хочешь смотреть на нее сквозь вечную черную пелену перед твоими прекрасными голубыми глазами и ничего не видеть?
– Совсем ничего?
– Совсем-совсем. Ни красоты окружающего мира, ни звездного неба над головой, ни прелести первых весенних цветов. Только черная, глубокая бездна перед глазами и больше ничего. Подумай, нужно ли тебе это, детка.
Мила, проморгавшись, наконец, и восстановив зрение, задумчиво посмотрела в добрые карие глаза дядюшки. Он стоял перед ней в своем любимом коричневом костюме и такой же темной шляпе с полями, а на его лице читалась едва заметная грустная улыбка. Интересно, подумала Мила, почему мама считает дядюшку Томаса странным, ведь он такой милый. И добрый. И он всегда очень хорошо относится к ней. Вот и сейчас он, дождавшись, когда зрение полностью вернется к Миле, выудил из кармана леденец на палочке и протянул ей. Она с радостью приняла подарок и поблагодарила дядюшку, но он в ответ лишь неловко кивнул, словно не знал, что ответить на слова ее благодарности, а потом развернулся и пошел к дому.
– Дядюшка, – окликнула Мила его, облизнув леденец. – Почему ты живешь один?
Он остановился и повернулся к племяннице, посмотрев на нее так, словно этот вопрос застал его врасплох, а потом в задумчивости почесал подбородок.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я просто удивляюсь, почему ты живешь один, – Мила пожала плечами и приложила руку козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца и получше рассматривая дядюшку. – Разве тебе не одиноко?
– Я… – он внимательно посмотрел на Милу и запнулся, раздумывая над ответом. Через мгновение он кашлянул, посмотрел по сторонам и сказал негромко, как будто боялся, что кто-то может услышать его. – У меня ведь есть ты. И твоя мама.
– Но ведь мы приезжаем всего раз в году. Скоро мы вернемся в Нью-Йорк, и ты снова останешься один на целый год. Мне так жаль тебя…
– Я в полном порядке, – дядюшка грустно улыбнулся и подмигнул ей. – Не переживай об этом, детка.
– Урод! – послышался вдруг с улицы крик.
– Шизоид! – раздался еще один возглас, а потом дружный смех.
Повернув головы в сторону криков, они увидели двоих проезжавших по тротуару на велосипедах подростков. Показав дядюшке неприличный жест правой рукой, мальчишки рассмеялись еще громче и умчались дальше. Мила с изумлением посмотрела им вслед, а потом перевела взволнованный взгляд на дядюшку:
– Почему они позволяют себе делать такие ужасные вещи?
Дядюшка, который до этого момента тоже с грустью смотрел вслед удаляющимся мальчишкам, тоже перевел взгляд на Милу и пожал плечами, а в его глазах мелькнул гнев:
– Иногда люди ведут себя именно так.
– Но почему же?
– Ты знаешь… Люди недалеко ушли от животных.
– Что ты имеешь ввиду?
– Я говорю о том, – дядюшка снова посмотрел в ту сторону, куда уехали мальчишки, – что люди ходят в церковь, притворяются хорошими, осуждают преступников и убийц, но сами никогда не упустят возможность сделать плохо тому, кто не в состоянии дать сдачи.
– Разве ты не можешь дать им сдачи?
– Дав им сдачи, я все равно ничему не научу их…
Мила опять ничего не поняла и открыла рот, чтобы снова спросить дядюшку, что он имеет ввиду, но тот догадался об этом и произнес:
– Ты поймешь, что я имею ввиду, когда станешь взрослой.
– Мне так жаль тебя, дядюшка… – Мила подошла к нему и прижалась к его ноге всем телом.
– Не переживай об этом, детка, – грустно ответил дядюшка и погладил ее по голове своей сухой и теплой рукой, а потом спросил. – Тебе понравился леденец?
– Не в леденце дело, дядюшка, – чуть не плача ответила Мила и еще сильнее прижалась к нему. – Я очень хочу, чтобы ты был счастлив…
1
(двадцать шесть лет спустя)
Заглушив двигатель, Мила откинулась назад, закрыла глаза и прислушалась к тишине. Мотор, который гудел всю ночь напролет, эхом еще отдавался где-то в глубинах ее головы. Она вдруг почувствовала навалившуюся на нее за ночь усталость и мысленно сказала себе, что именно это, наверное, и является первым признаком приближающейся старости. Заставив себя открыть глаза, чтобы не уснуть прямо в водительском кресле, Мила с интересом оглядела пустынную площадь Лонвилля. Первые лучи солнца только-только вышли из-за крыш двухэтажных домов, окружавших площадь, и возвестили Милу о начале нового дня. Она посмотрела на часы и убедилась, что уже почти семь часов, а потом еще раз огляделась по сторонам и усмехнулась, не видя никаких