– Откуда в Борисе тщеславие? Психологи утверждают, что из детства, мол, если ребёнка мало хвалили, то, становясь взрослым, он добирает недополученное. Но мне кажется – наоборот, от излишней незаслуженной похвалы, получаемой в юном возрасте, – ответила Аня на свой же вопрос. – Мне кажется, за тщеславием и грубостью часто скрывается неуверенность в себе, в своих способностях.
– Скромные люди тоже часто в достаточной степени не верят в себя и ждут похвалы и подтверждения своим возможностям на стороне, от других людей. Но это не приводит их к негативному тщеславию, – возразила Жанна.
– В этом я согласна с тобой, – сказала Инна. – Не стану анатомировать переживания Бориса, я их не знаю и тешить себя выдумками не стану, но думаю, память об Иринином отречении ещё долго причиняла ему боль и будила не глубокую печаль, свойственную добрым людям, а ненависть. Собственнический инстинкт разгорался и вздымался в нём с огромной силой. Он надеялся, помирившись, со временем с лихвой отплатить жене, получить за оскорбленное самолюбие компенсацию. Ведь только тогда к удовлетворению будет примешиваться не смутно-тревожное чувство жалости к себе, а удовольствие. Он не мог поверить в то, что его бросили и своё непомерное себялюбие стремился утолить любым способом.
Этот развод в жизни Ирины я могла бы назвать беспрецедентным, даже революционным. Разве он не доказывал, что долготерпение должно заканчиваться разрушением оков? Да, это больно. Да, это как смерть части себя, и ты будто тонешь… Но жизнь слишком коротка, чтобы ее тратить на таких вот экземпляров, как Борис. Но я Ирине тогда сказала: «Поверженный кумир перестал держать тебя в своей власти. Я слышу в твоём голосе нормальные эмоции. Борис хотел, чтобы ты принимала его манеру жить вне семьи, по сути дела, как единственно правильную, мол, все так сосуществуют, вот и пусть остаётся при своём мнении, а ты живи, уважая себя». В личной жизни Ирина, в силу своего воспитания, была слишком робкой, и я была рада, что ей хватило решимости положить конец неудачному сценарию их семейных отношений. Это был её первый, и, уж поверь мне, не последний решительный шаг. И я не вижу в этом ничего предосудительного. За себя надо бороться. Разве это счастье, если их глаза смотрят в разные стороны?
Разведясь, Борька продолжал безобразно вести себя с Ириной. Ему хотелось умничать перед ней, скрывая свою ничтожную натуру. Он не давал затухнуть своему костру непомерной злобы. И это уже не оспаривалось ею. Ирина уже жалела, что, дав Борису шанс на примирение, и попытавшись пролонгировать их отношения, она ещё больше уронила себя, сделала из себя посмешище. И уже не защищала мужа. Это раньше тёмные стороны его жизни служили предметом её бесконечных споров с самой собой. Мне ли не знать, как сильна искупительная сила слов в жизни тех, кто пусть даже временно,