Пение снега. Владимир Алексеевич Коваленко

наполняла сердца людей радостью, а его голубые глаза имели загадочную силу растапливать сердца, они будто хранили в себе вечный огонь.

      Бабушке был необходим этот огонь, чтобы жить, чтобы дышать, ей была жизненно важна эта доброта, ведь она жила в мире лицемерия и злобы. Работая уже сорок лет на почте, её сердце с каждым днём становилось всё черствее, её мысли скуднее, а её прекрасно-чистое тело старее и морщинистее. Сорок лет бабушка смотрела в глаза этим лицемерам и сплетникам, сорок лет поддавалась под их влияние, сорок лет мучилась и она, и её совесть. Каждую ночь, возвращаясь с работы, она кидала одежду у входа, шла в огород, по пути кормя своих животных, заходила в сарай, доставала старый дедовский револьвер и играла в «русскую рулетку». За сорок лет она не выиграла ни разу. В очередной раз проиграв, она откидывала револьвер в угол, доставала заветный бутыль, запивала горе и вырубалась со слезами на глазах.

      Но была у бабушки одна радость в жизни – её внук, её любимый Егорка, всегда поддерживающий и помогающий, но приезжавший только летом. Ему было 7 и, даже если бы он ничего не делал, всё равно бы подпитывал в ней жизненный очаг. Всё из-за силы его глаз, его небесно голубых глаз. Она всегда кормила его всем, что было. Она позволяла своему любимому внуку практически всё, но её волнению был предел. Улыбка бабули было лучшим, что Егорка видел в своей жизни. Бабушка ничего никогда не жалела для своего внучонка, своего солнышка.

      К счастью, ужасные сорок лет работы на почте кончились. Вернувшись домой как всегда в депрессии, она торопилась найти Егорку, он ей был нужен, будто воздух. Она пробежала весь дом, каждую комнату, каждый шкафчик, каждый уголок, но не нашла его нигде. Никогда в жизни она так не бегала, как тогда. Покашляв кровью, она испугалась, что выплюнет случайно все органы в ту же секунду, но всё обошлось. На этот раз она пошла медленным шагом, прикрыв кровавый рот, на кухню. И тут её сердце возродилось из пепла – Егорка стоял и пил молоко, по усам текло, а в рот не попало.

      – Здравствуй, бабушка – сказал мальчик, вытирая рукой свои уста. Бабушка молниеносно села на табурет, поставив локоть на стол и убрав ото рта ладонь.

      – Егорка… Иди сюды…

      – Да, бабуль?

      – Какой ты красивый, Егорка, – на её лице показалась кровавая улыбка, она потянулся к лицу своего внука, прижалась ртом к его лбу, оставив на нём кроваво-алое пятно в виде её губ – настало время…

      Кашель сразил её, она начала задыхаться, но несколько ударов в грудь успокоили незваного гостя.

      – Что с тобой, бабуль?

      – Н-н-ничего. Чего-то, внучек, чёрт поймал аль проклял кто… Ладно, не отвлекай меня… Настало время рассказать тебе про то самое, про «пение снега».

      – Пение снега?

      – Да… «Пение снега». Видишь ли, Егорка, когда человек становится выше, когда он познаёт многое и становится Богом, он слышит пение снега… Кха-кха… Ты не подумай, я не брешу… Но, чтобы стать Богом, тебе надо… отказаться от прошлого… Понимаешь?

      – Я ничего не понимаю, бабуль. Ни слова, – Егор слушал весь этот бред умирающей бабки с выпученными глазами, казалось, что они скоро вывалятся из орбит и разобьются, словно яйца об пол. Слёзы текли из его прекрасных глаз. Огонь плакал, начиная медленно затухать.

      – Нет-нет, ты обязан помнить это… Ты должен!.. Услышать пение… – старуху хватил удар.

      II

      Егор вырос, закончил школу, успешно покинул с третьего курса университет. Смерть бабушки отложила большой след на его жизни, но добра в нём меньше не стало, наоборот этот случай смотивировал его помогать всем окружающим, стать благодетелем. Причину смерти любимой бабули Егор видел в всеобъемлющей злобе, в дьяволе, захватившем мир, и он решил стать лучиком света в этом тёмною царстве, Иисусом. Хоть его улыбка и потеряла всю свою доброту, но наполнять сердца окружающих радостью не перестала. А его глаза, его замечательные, нежные голубые глаза стали тёмно-синими, они теряли свою силу и мягкость, становились острее, ведь огонь угасал с каждым днём. До конца не угас очаг и добро продолжало жить в нём, наполняя его жизнь смыслом.