Исповедальная пора. Максим Замшев. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Максим Замшев
Издательство: У Никитских ворот
Серия:
Жанр произведения: Поэзия
Год издания: 2014
isbn: 978-5-00095-970-1
Скачать книгу
ва, то вспоминал строку из «Воспоминания»: «Строк печальных не смываю…»

      Книга Максима Замшева – невесёлая книга. Но – по ощущению – искренняя.

      Пушкина пережил на восемь,

      Лермонтова – на много,

      но так никем и не стал.

      Такую длинную осень

      я не просил у Бога,

      но он мне её дал.

      Тут нужно вспомнить хорошо знакомый термин – «лирический герой». Необходимость разделять автора и героя в поэзии отнюдь не ставит под сомнение искренность первого. Это специфика поэтического сознания, когда реальные черты мировосприятия и самовосприятия автора неизбежно обостряются.

      «Исповедальная пора» – книга по преимуществу любовной лирики. И лирики драматической. И автор находит нетривиальные возможности этот драматизм до читателя донести.

      В комнате, что повернулась ко мне спиною,

      А календарь прошлогодний чему-то рад,

      Он ведь не знает, что станет потом со мною,

      Он ведь не знает, что край для того и край,

      Чтоб за него зайти…

      Комната может повернуться спиною к человеку, стоящему у открытого окна…

      Можно привести немало удачных, выразительных строк в этом сборнике печальной лирики. Но этим сюжет книги не исчерпывается. В мир автора и героя уверенно входит культура. И тоже во всём её драматизме.

      Бессонница. Гомер.

      И ничего не надо.

      Но снится Мандельштам у жизни на краю.

      Упорное слово «край», трагически осмысленное, не случайно корреспондирует с предыдущими стихами.

      Не буду множить примеры. Книга написана просто и искренне. И сурово к самому себе. И это подкупает. Так же, как меня лично подкупают стихи о Петербурге.

      В частности:

      Петербург наступает, как интеллигентное войско,

      Чтобы пленные знали, что их отпускают обратно.

      Я иду по Фонтанке….

      На мой взгляд, книга наверняка найдёт своего читателя.

      Автора, пережившего Пушкина и Лермонтова, ждут новые книги. Время есть, и есть возможность совершенствования.

Яков Гордин

      «Вот постамент, вот тумба…»

      Вот постамент, вот тумба,

      Что-нибудь с них возьми…

      Жизнь, как пустая клумба,

      Вытоптанная людьми.

      Тянется день вчерашний

      К нам из последних сил.

      Мне ничего не страшно,

      Я ведь тебя любил.

      Пальцы теряют цепкость,

      В воздухе – дух белья.

      Если что было ценным —

      Это любовь твоя.

      Режешь так звонко дыни,

      Что ничего не жаль.

      Смерть исчезает дымом,

      Лёгкая, как вуаль.

      Может, и жили б складно,

      Но впереди – мечта.

      Прошлого нет – и ладно:

      Клумба стоит пуста.

      «Жизнь – труба, предостаточно сажи в ней…»

      Жизнь – труба, предостаточно сажи в ней,

      Трубочиста черно естество.

      От последней любви не откажешься,

      Потому что за ней ничего.

      Потому что за гранью прощания

      Сединой сиротеет висок,

      Потому что мои обещания

      Превращаются в мокрый песок.

      Потому что когда ты стараешься

      Сделать вид, что тебе всё равно, –

      Облака уплывают в Сараево,

      Чтоб боснийское выпить вино,

      Чтоб хлебнуть за здоровье эрцгерцога,

      За здоровье Гаврилы, за всех,

      От последней любви не отвертишься,

      Потому что уныние – грех.

      Жизнь – труба, вылетай в неё, молодость!

      Если некому будет отмыть –

      Я схвачусь за серпы и за молоты,

      Чтоб умерить вчерашнюю прыть.

      А потом, возле церкви, на паперти,

      Положу, в чём нуждался сильней.

      Пусть в Сараево сербские матери

      Исчезают из сонма теней.

      Жизнь – труба. Предостаточно сажи в ней.

      Трубочисты меняют бельё.

      От последней любви не откажешься,

      Даже если черёд не её.

      Даже если она бестолковая

      И чужой захлебнулась виной.

      До войны было платье как новое,

      Но состарилось вместе с войной.

      «Булочная работала до восьми…»

      Булочная