Лорел и Гарди: роман. Рэй Брэдбери

рно повторяют, что вечер удался на славу.

      Как это часто бывает, они не заметили друг друга в переполненной комнате, и если во время их встречи играла романтическая музыка, ее не было слышно. Потому что гости громко беседовали, разбившись на пары, хотя смотрели при этом на других.

      Они, можно сказать, блуждали в человеческом лесу, но не находили спасительной тени. Он шел за очередной порцией спиртного, а она пыталась отделаться от назойливого ухажера, когда их пути пересеклись в самой гуще бессмысленной толчеи. Они несколько раз одновременно шагнули влево-вправо, рассмеялись, и он ни с того ни с сего помахал ей длинным концом галстука, пропустив его сквозь пальцы. А она, не задумываясь, подняла руку и растрепала себе волосы, часто моргая и делая вид, будто ее ударили по макушке.

      – Стэн! – вскричал он, узнав этот жест.

      – Олли! – воскликнула она. – Где ты был раньше?

      – Ну-ка, помоги! – потребовал он, разводя руки широким театральным жестом.

      Смеясь, они схватили друг друга за локти.

      – Я… – начала она, и ее лицо еще больше просветлело, – я знаю точное место – всего-то в паре миль отсюда, – где Лорел и Гарди в тысяча девятьсот тридцатом году волокли по лестнице пианино в ящике: полторы сотни ступенек вверх, а потом кубарем вниз![2]

      – Раз так, – обрадовался он, – срочно едем туда!

      Хлопнула дверца его машины, заурчал двигатель.

      Лос-Анджелес проносился мимо в последних лучах солнца.

      Он затормозил в указанном ею месте.

      – Это здесь!

      – Даже не верится, – пробормотал он, не двигаясь, и оглядел предзакатное небо. Где-то внизу Лос-Анджелес зажигал первые огни.

      – Неужели это та самая лестница? – кивком указал он.

      – Ровно сто пятьдесят ступенек. – Она выбралась из открытого автомобиля. – Подойдем поближе, Олли.

      – Непременно, – сказал он и добавил: – Стэн.

      Они дошли до того места, где склон круто уходил вверх, и засмотрелись, как бетонные ступеньки отвесно поднимаются в небо. Его глаза слегка затуманились. Она тут же притворилась, что ничего не заметила, но на всякий случай взяла его под руку. И словно между делом предложила:

      – Хочешь – поднимись. Давай. Иди.

      И легонько подтолкнула его к лестнице.

      Он зашагал наверх, вполголоса отсчитывая ступеньки, и с каждым шагом его голос набирал децибелы радости. Досчитав до пятидесяти семи, он превратился в мальчишку, играющего в любимую игру – старую, но открытую заново; он потерял представление о времени и, более того, не понимал, тащил ли он пианино вверх или убегал от него вниз.

      – Погоди! – донесся откуда-то издалека ее возглас. – Задержись там, где стоишь!

      Раскачиваясь и улыбаясь, будто в компании дружелюбных привидений, он остановился на пятьдесят восьмой ступеньке, а потом обернулся.

      – Отлично, – услышал он ее голос. – Теперь спускайся.

      Раскрасневшись, с затаенным чувством восторга, теснившим грудь, он побежал вниз. Ему явственно слышалось, как следом катится пианино.

      – Остановись-ка еще разок!

      У нее в руках был фотоаппарат. Заметив это, он непроизвольно поднял правую руку и вытащил галстук, чтобы помахать ей, как в первый раз.

      – Теперь моя очередь! – крикнула она и побежала вверх, чтобы передать ему камеру.

      От подножия ступенек он смотрел на нее снизу вверх, а она, забавно пожимая плечами, состроила смешную и печальную гримасу Стэна, растерянного, но влюбленного в жизнь. Он щелкал затвором фотоаппарата, желая только одного – остаться в этом месте навсегда.

      Медленно сойдя по ступенькам, она вгляделась в его лицо.

      – Эй, – сказала она, – у тебя глаза на мокром месте.

      Она провела по его щекам большими пальцами. Попробовала влагу на вкус.

      – Вот так раз, – сказала она, – настоящие слезы.

      Он заглянул ей в глаза и увидел в них почти такую же влагу.