За дверью послышались шаги. Они были совсем не детские – цоканье каблуков и размеренный топот ботинок. Затем дверь без стука распахнулась – в кабинет входила комиссия из РОНО. Возглавляла ее полная дама неопределенного возраста в сером деловом пиджаке, с высокой копной черствых от лака волос и смешной фамилией Дурцева – давний предмет шуток в учительской. Рядом вышагивал ее неизменный секретарь Гриша, застенчивый верзила, молодой и румяный, который постоянно краснел, словно ему вечно было неудобно за свою службу. А вот третий человек оказался незнакомым: смуглый кавказец с курчавой бородкой. Одет он был в безупречный костюм-тройку, лакированные черные ботинки и почему-то в папаху.
– Так, – произнесла Дурцева, по-хозяйски оглядывая кабинет. – Почему портрет президента старый? – спросила она.
– Здравствуйте, – ответил Юрий Васильевич, вставая к ней из-за стола и стараясь выглядеть жизнерадостно. – Что же вы так долго, мы вас ждали с утра.
– Пробки, – пробасил Гриша и покраснел, опустив глаза в пол.
– Хотите чаю, кофе? Есть конфеты… – продолжал Юрий Васильевич. – Он обернулся к незнакомцу: – Позвольте представиться, я директор этой школы, меня зовут Юрий Васильевич.
– Баркала, – гортанно представился человек в папахе. Юрий Васильевич пожал ему руку.
– Нет времени на чай, – отрезала Дурцева. – Проведите нас на урок.
Директор вздохнул.
– К сожалению, мультикультуризм и толерантность по пятницам у нас идут первым и вторым часом.
– И что вы хотите этим сказать? – насторожилась Дурцева.
– Ничего, просто уроки закончились. Учитель ушел домой, он пожилой человек. Дети на других занятиях.
В кабинете воцарилась зловещая тишина.
– Вы нас подводите, – отчеканила Дурцева, холодно глядя в глаза директору. – Вы знали, что к нам поступила жалоба на учителя толерантности. Вы знали, что сегодня должна состояться показательная проверка на его уроке. Вы знаете, что созвана комиссия, приехал даже представитель диаспоры, очень важный и занятой человек.
– Баркала, – уточнил человек в папахе.
– Вы знали, – продолжала Дурцева, – что от результатов этой проверки зависит не только, останется ли он учителем, но и отчасти ваша должность. Создается впечатление, что вы уклоняетесь от проверки.
– Ну что вы! – развел руками Юрий Васильевич. – Зачем вы так? Сами посудите – я же не могу поменять расписание уроков. Когда мы с вами говорили по телефону, я же сказал, что толерантность и мультикультуризм у нас сегодня только до большой перемены. Мы вас ждали с утра, пятиклассникам велели прийти в парадной одежде.
– Вас послушать, так выходит, я во всем виновата? – отчеканила Дурцева.
Юрий Васильевич молча развел руками.
Дурцева кинула взгляд на маленькие часики на запястье.
– Хорошо, – решительно кивнула она. – Раз уж мы здесь, давайте проверим какой-нибудь другой урок.
– Так ведь жалобы не было… – пробасил Гриша и покраснел.
– И очень хорошо, что не было жалобы, – отчеканила Дурцева. – Тем независимей будет проверка.
Юрий Васильевич подошел к столу и покрутил голограмму расписания.
– Смотрите, у нас сейчас в спортзале идет физра, в мастерских – труд, а также мы можем сейчас посетить урок географии и физики. Что бы вы хотели посмотреть?
– Мы осмотрим все, – решительно сказала Дурцева.
Урок географии комиссию не заинтересовал, за исключением Баркалы, который завороженно смотрел, цокая языком, на географичку и ее указку, которая порхала по светящейся доске в районе Ближнего Востока.
– А почему она с таким животом? – строго спросила Дурцева, когда они вышли в коридор.
– Она скоро уходит в декрет, – сообщил Юрий Васильевич. – Это для школы большая проблема, мы ищем учителя географии, и я как раз хотел с вами поговорить…
– А почему она у вас уходит в декрет посреди учебного года? – перебила Дурцева.
Юрий Васильевич ничего не ответил.
– И как не стыдно с таким животом выходить к детям? – вдруг возмущенно произнес Гриша.
Юрий Васильевич изумленно глянул на него – Гриша тут же залился румянцем и опустил глаза.
– Пройдемте в спортзал, – предложил Юрий Васильевич.
В спортзале было светло и гулко. Девятый класс прыгал через резиночку.
– Ррряс-два! – командовал физрук Валерий. – Рряс! Левой! Левой! Равняйсь!