Купец и урядник. Артем Семенов

ь с полтиной рублей, жил в тесной мансарде и в свои тридцать три года не успел ещё дать себя опутать браком с какой-нибудь уже немолодой статисткой, вздыхающей по цветам и втайне мечтающей о театре.

      Дмитрий Сергеевич никогда не ругался с соседями; весьма почитал хозяйку, у которой снимал жилье; смешно раздувал щеки при виде детей и лебезил перед начальством. Однако лебезение его было настолько приятно, а подхалимство настолько тактично, что начальству он был скорее приятен, чем отвратителен. Некоторые служащие даже называли его "Наш Дмитрий Сергеич" и умиленно глядели ему вслед, очарованные приятностью манер его и умению сдержанно угодить каждому. Аппетит у него был не то, чтобы хороший, но и не сказать, что плохой. На завтрак он съедал вареное яйцо без хлеба и сдабривал его небольшой кружкой кипяченого молока. В обеденное время неспеша вкушал тарелку горячих щей, маленький кусочек телятины с вареной чечевицей, которые медленно запивал холодным квасом. На ужин же Дмитрий Сергеевич постоянно ел пшенную кашу, спрыснутую растительным маслом, огромная бутыль коего сиротливо ютилась под колченогим столом и которая в дни полнолуния своим засаленым боком зловеще отливала изжелта-синеватым цветом.

      Одевался Штырёв скромно: летом носил тонкую рубашку с длинным рукавом и штучные брюки без ремня; осенью надевал шляпу и старое длинное, облюбованное молью, твидовое пальто. Зимой же Дмитрий Сергеевич сиротливо кутался в короткую цыгейковую шубу, которая едва доходила до середины его замшевых штанов на тонкой шерстяной подкладке.

      Вообщем был он человеком безобидным и, если уж начистоту, бесполезным, как гвоздь в притолоке.

      И случилась как-то с нашим Дмитрием Сергеевичем история. История настолько принеприятнейшая, я бы даже сказал: приужаснейшая, что косточки её последствий ещё долго перемывались достопочтенными жителями уездного города N.

      Все началось с того, что у Дмитрия Сергеевича, в один из вечеров, нечем было сдобрить на ужин кашу. Бутыль с маслом опустела. Причем опустела она как-то вдруг. Штырёв сколько ни тряс её над тарелкой, сколько не хлопал сухой ладошкой по толстому дну, сколько не разглядывал на свет – бутыль не отдала ни капли. Для Дмитрия Сергеевича подобное событие тесно вставало в один ряд с тихой катастрофой. Заведённый порядок вещей неумолимо рушился, причем эпицентром этого разрушения оказалась пустая бутыль из под масла. Есть на ужин кашу без масла было просто недопустимо, если не сказать: кощунственно. Весь режим, выработанный Дмитрием Сергеевичем за долгие годы его существования, сейчас шел прахом и привносил в жизнь его недопустимую новизну и пугающие перемены. Штырёв тихо запаниковал. Но поскольку человек он был тишайший, волнение не покинуло его душевной оболочки, а только беззвучно перекипало в груди и сознании Дмитрия Сергеевича. Необходимо было действовать. И действовать немедленно! Что-то менять и отходить от правил совсем не в духе Штырёва.