По нашему крайнему разумению, г-жа Вахновская не нуждалась даже в опрометчивости г. H. H., чтобы приобрести себе громкую известность. Книга ее замечательна уже тем, что дает гораздо больше, нежели обещает на заглавном листке. И что – вы думаете – прибавляет она? Женщину!.. Да, целую женщину!.. На заглавном листе, под общим заглавием «Очерков и рассказов», находим мы и перечень всех пяти рассказов, помещенных в книжке. Второй рассказ называется в этом перечне: «Две женщины». Но откройте книгу, и вы увидите на 25-й странице: «Три женщины, роман в письмах, посвящается Е. Н. Кротковой». Итак, три женщины, не считая самой сочинительницы и той, кому посвящен роман; во всяком случае, одна лишняя против обещанного, – и одно уж это чего стоит!..
Но количество ничего не значит в сравнении с качеством. А каковы качества женщин, изображенных г-жою Вахновскою, – это легче почувствовать, нежели передать словами… Как они пишут, как говорят! Боже, как говорят!.. Особенно в интимных разговорах!.. Я никогда не имел интимных разговоров с женщинами и – признаюсь – никак не ожидал, чтоб они могли так хорошо говорить. Но теперь – о, теперь я только о том и думаю, чтобы, не подумайте – самому завести, нет, я на это никогда не решусь, а просто… подслушать интимный разговор женщины!.. Как это должно быть восхитительно и как должно действовать на мужчин!.. При всей своей неодушевленности и бесчувственности я бы, кажется, с ума сошел, если бы прекрасная женщина сказала мне то, что говорит Любинька Гордунова Владимиру Петровичу.
Я бы не удовольствовалась (говорит она) беглыми поклонениями светских львов, которыми они наделяют так много женщин; блестящая пустота лести не могла бы, кажется, наполнить мое сердце. Оно жаждет другого.
Тут Любинька почувствовала, что голова ее горит, ей представился ряд волшебных, заманчивых призраков, и она продолжала с увлечением (даже с увлечением! И все это слышал Владимир Петрович! Счастливый Владимир Петрович!):
Оно (то есть сердце) жаждет пламенной, глубокой, бескорыстной любви, не подверженной капризам людей, не основанной на кокетстве и самолюбии, любви одного достойного человека, которого мнение было бы для меня дороже всего света!.. И как бы я его любила, как бы тихо и как счастливо протекла бы для нас жизнь! И как оживилось бы мое уединение!.. Я шла бы с ним легкою стопою (даже и стопа-то у нее не тяжелая! Не совершенство ли эта девушка?!), рука об руку, душа в душу (что еще?), и он бы знал все сокровеннейшие мысли мои… от всякого чувства, заставляющего биться мое сердце, забилось бы и его… О, он бы понял меня… и пр. (стр. 71).
Любинька договорилась таким манером до обморока, и Владимир Петрович упал к ногам ее и заговорил ей ты. Но вдруг она охладела и начала уверять его, что она совершенно ничего, только у нее голова закружилась, и пр. Вскоре потом (вообразите мое-то разочарование!) она вышла замуж за Ивана Ларцева, которого до сих пор третировала очень свысока, и была очень довольна своей участью… Она, видите, нашла, что ошибалась во Владимире и ошибалась в Ларцеве: Ларцев оказался отличным, покорным мужем, а Владимир пристрастился к охоте и совершенно потерял всякое расположение к своей жене, которую прежде очень любил.
Такова одна из трех женщин. Другая – жена этого самого Владимира – не столь замечательна: это обыкновенная кокетка, впрочем совершенно бесхарактерная и не отличающаяся даже красноречием. Но зато третья – Адель – еще удивительнее первой, Любиньки. Она до того идеальна, что в ней искажаются самые основные законы физической природы, касающиеся женского организма. Представьте себе: от 15-го июля она пишет своей подруге, что решилась согласиться на предложение графа Лавацкого выйти за него замуж; от 10-го августа сообщает: «Вот десять дней, как я замужем и счастлива»; от 12-го сентября пишет: «Я чувствую себя больною и слабою, вследствие ли моего положения (я беременна), вследствие ли душевных волнений» (стр. 105); от 20-го марта муж Адели уже уведомляет ее подругу, что у них родился преждевременно сын и что здоровье Адели все еще очень плохо (стр. 113). Как оказывается из внимательного рассмотрения дела, автор не без намерения изложил в таком виде историю этих неестественных родов. Здесь, как и в «Воспоминаниях лекаря», он хотел показать, как вредно женщине сентиментальничать и предаваться неумеренной идеальности: тотчас здоровье расстроишь и будешь родить семимесячных