Окна его крошечной однокомнатной квартирки на третьем этаже выходили в тихий дворик, где имелась пара скрипучих качелей, песочница и длинная удобная скамейка. Днем эта скамейка сплошь была занята мамами и бабушками, выгуливающими свое беспокойное потомство, а вечером там, в лучшем случае, неслышно шептались пары счастливых сумасшедших, а в худшем – раздавались дребезжащие аккорды гитар, заглушаемые неистовым вдохновенным завыванием юных бардов. Даже в этом случае Павел Петрович ничего не имел против Виктора Цоя, Макара и ДДТ, засыпая легко, как кот. И репертуар здесь решительно не имел никакого значения – точно так же стойкий бухгалтер реагировал и на чудовищные баллады про пацана, которого жестоко кинула девчонка, а он потом героически скончался в неравной битве с бандой хулиганов, шепча ее имя.
Когда очередной душный будний день подошел к концу, на скамейке под окном никого не оказалось. Зато на последнем, пятом этаже, чуть левее квартиры Павла Петровича, из распахнутых по-летнему окон грянула многократно усиленная и тщательно аранжированная какофония. Такое, в общем, происходило регулярно, но сегодняшний концерт весьма невыгодно превосходил предыдущие.
Всем известно, что городские жители отличаются от деревенских не только отсутствием коровы и наличием канализации, но и тем, что порой с трудом узнают соседа по лестничной клетке (особенно если месяц назад занимали у него некоторую сумму денег). В доме, где жил Павел Петрович, эта особенность урбанистического образа жизни не была так сильно развита – дом был старый, жильцы в нем не менялись. По крайней мере, обитатели одного подъезда знали друг друга в лицо, здоровались и порой даже приятельствовали, что выражалось в одолжении соли и распространении сплетен среди женщин, разговоров «за жизнь» у мусорного бака и заимствованием дрелей у мужчин, и в дележе совков и кукол в песочнице среди детей. Кроме того, ни для кого не секрет, что общая беда – или хотя бы неприятность – куда лучше сплачивает людей, нежели совместная радость (если поделить на всех что-нибудь нехорошее, каждому достанется меньшая доля страданий, что, кстати, вовсе не радует при дележе сокровища). В данном случае общей бедой являлась квартира, из которой и раздавались изматывающие нервы звуки. И обитатели этой квартиры не вписывались ни в одну из приведенных выше схем – по той причине, что регулярно сменяли друг друга, так как квартира эта сдавалась.
Владельцем описываемой двухкомнатной квартиры был Демьяныч – бойкий предприимчивый мужичок из когорты неразгибаемых дачников. Его надел, состоящий чуть ли не из трех гектаров, никто из соседей не видел, зато многократно о нем слышал. Павел Петрович наравне с другими знал, что на этом чудо-участке стояли почти что царские хоромы («Два этажа с подвалом да сарай не хуже иных домов – вагонкой обшит, слышь ко?!»). Все остальное пространство было занято грядками, теплицами и всем тем, что было необходимо в этих суровых сельскохозяйственных условиях. Неудивительно, что жил Демьяныч не в городе, а на своей даче, относясь к квартире как к очередному земельному наделу, с которого можно получить верный доход. На своем «москвиче», свидетеле брежневских пятилеток, он появлялся в городе не часто и исключительно по делу – снабжал московские рынки овощами-фруктами и проведывал тех, кто обитал в его квартире, а то и для того, чтобы найти очередных постояльцев. Менялись они приблизительно раз в год, а то и чаще, и отчего так происходило, никто сказать не мог, а Демьяныч по этому поводу не распространялся. Правда, почти все квартиранты непременно отличались какой-нибудь особенностью, отнюдь не из приятных и изрядно в этом преуспели некоторые из последних жильцов.
Одно время в квартире жил огромных размеров мужик, регулярно водивший к себе баб, о чем неизменно докладывали бабушки, несшие свою обычную вахту у подъезда. И все бы ничего, да вот только баб часто было не по одной и выглядели они так живописно, что бабушки часто не находили слов в своем лексиконе для их описания и морщинистые их щеки покрывал давно забытый румянец. Соседи злополучной квартиры, испытывая на себе легендарную звукоизоляцию, а вернее, отсутствие оной, почти каждую ночь становились слушателями похабных спектаклей, по сравнению с которыми