Вернувшись с очередного задания, я, как всегда, сразу позвонила Антонине Николаевне. Но на звонок никто не ответил, какое-то странное предчувствие заставило меня сорваться в тот же момент с военной базы и лететь на другой конец города. Но, когда я поднялась на нужный этаж и позвонила в звонок, дверь мне не открыли. Я больше получаса стучала в дверь, но никто не открывал. Когда я потеряла всякую надежду, из лифта вышла наша соседка по лестничной клетке. Увидев меня, она тяжело вздохнула и позвала меня в свою квартиру. Екатерина Сергеевна была хорошей женщиной и много лет дружила с Антониной Николаевной.
– Екатерина Сергеевна, Вы не знаете, где Антонина Николаевна? Я дозвониться до нее не могу, и дверь никто не открывает.
Я не понимала, почему Екатерина Сергеевна смотрит на меня с такой печалью.
– Ирочка, прости нас, мы не смогли тебе сообщить.
Все мое нутро напряглось – вот именно так обычно говорят родителям павших в бою ребят. Екатерина Сергеевна тяжело вздохнула, поднялась со своего места и достала из шкафа шкатулку, которую я очень хорошо знала. Она молча протянула мне ее. Чувство полнейшего опустошения накрыло меня сразу же, как только шкатулка оказалась в моих трясущихся руках. Я не могла поверить в то, что женщины, которая меня вырастила как родную дочь, больше нет. Ничего не сказав, я поднялась со стула, на котором сидела, и направилась вон из квартиры.
Как оказалась дома, не помню, я вообще мало что помнила: какие-то незначительные обрывки, как возвращалась домой на машине и, сидя за рулем, чувствовала, как по моим щекам бегут горячие слезы. Я всю дорогу вспоминала слова Антонины Николаевны: «Девочка моя, пойми: в жизни есть такие уроки, которым тебя не научит ни один учитель. Им учит сама жизнь, и иногда эти уроки очень жестокие».
Последующие несколько месяцев, кроме работы, я ничего не замечала. Но даже то, что я трудилась на благо Родины, как проклятая, не спасало меня от ноющей боли в груди. Не знаю, что подвигло мою подругу к активным действиям, но в один вечер я открыла дверь своей съемной квартиры, а на пороге стояла Кристина. Ничего не сказав, она отодвинула меня и прошла в квартиру. Немного отойдя от ступора, я закрыла дверь и проследовала в гостиную за подругой. Та выкладывала на стол закуску и в последний момент – текилу и бутылку спрайта.
– Кристин, ты же помнишь, что я не пью, – предупреждая ее последующие действия, заявила я, когда подруга направилась на кухню за стаканами.
– Но тебе это нужно, Ир, я же вижу, что тебе плохо, поговори со мной. Поделись, и тебе станет легче, сколько уже можно все держать в себе, – посмотрев на меня, произнесла подруга.
И я решилась, была не была. Хуже мне все равно уже не станет. Весь вечер мы говорили, пили и плакали. После наших посиделок мне действительно стало намного легче. Да и ремонт в моей недавно купленной квартире закончился. Я перевозила оставшиеся вещи, когда мне позвонила Кристина и предложила отпраздновать новоселье. Немного поговорив, мы решили, что вечером встретимся у меня. Закончив разговор и убрав телефон в карман олимпийки, я прибавила музыку в машине.
Ты открывал ночь —
Все, что могли позволить.
Маски срывал прочь,
Душу держал в неволе.
Пусть на щеке кровь
Ты свалишь на помаду,
К черту барьер слов,
Ангелу слов не надо.
А мы не ангелы, парень,
Нет – мы не ангелы,
Темные твари,
И сорваны планки нам,
Если нас спросят,
Чего мы хотели бы,
Мы бы взлетели,
Мы бы взлетели.
Мы не ангелы, парень,
Нет – мы не ангелы
Там, на пожаре,
Утратили ранги мы.
Нету к таким ни любви, ни доверия,
Люди глядят на наличие перьев.
Мы не ангелы, парень…
Но не успела песня закончиться, как машина содрогнулась от сильнейшего удара. Осколки разбитого стекла, мое рваное дыхание. Я чувствовала, как жизнь утекает из моего тела. Это конец, но в голове пронеслась последняя мысль. Мой извечный девиз: «Страх – убийца