Лидочка, местный мастер парикмахерского искусства, сосредоточенно орудовала ножницами над её головой и пыталась сделать из сидящей перед ней в кресле лохматой старушки приличную женщину. Что удивительно, у неё это даже получалось. Медленно, но верно переросшие седоватые пряди принимали нужную аккуратную форму, а весь облик Элеоноры Сергеевны стал обзаводиться даже каким-то подобием привлекательности, несмотря на свою блёклость, потёртость, морщинистость и, чего уж греха таить, прочие явные признаки неуклонно наплывающей старости.
Ножницы мастера, тихо прищёлкивая, летали над головой немолодой клиентки, расческа отделяла точные пряди, зажимы то там, то сям висели на волосах.
– Да уж, – шепнуло Элеоноре зеркало, – в шестьдесят лет гладкостью и упругостью кожи хвастаться не приходится. Ты для своего возраста еще хорошо держишься, дорогая.
– Согласна, – подумала Эля, продолжая разглядывать себя. – Я, конечно, постарела, но не располнела и не согнулась, хотя уголки рта с годами опускаются всё ниже и ниже и придают лицу откровенно старушечье недовольное выражение лица.
Лидочка отложила ножницы и теперь колдовала над её головой круглой большой расчёской и обдувала горячим ветром фена. Женщина из зеркала улыбнулась, уголки её губ приподнялись и старушка в зеркале превратилась в насмешливо смотрящую даму. Серые глаза, овальное лицо, брови вразлёт, от природы густые и тёмные, но сейчас их цвет стал неопределённым, каким-то серым.
– Да, всё-таки парикмахеры лучшие друзья женщин, – подумала Элеонора Сергеевна, оглядев плод получасового труда мастера.
Теперь на неё из зеркала смотрела не взлохмаченная бабулька, которая пришла сюда полчаса назад с волосами, затянутыми резинкой в серый крысиный хвостик, а вполне приличная интеллигентная дама со строгими линиями прически типа каре. Этой приятной на вид немолодой даме наверняка из уважения уступят место в общественном транспорте, что, собственно, весьма немаловажно.
– Спасибо, Лидочка! – дама встала из кресла, не отрывая от зеркала оценивающего саму себя взгляда.
– Приходите к нам ещё, Элеонора Сергеевна, – Лидочка удовлетворённо оглядывала свою очередную сотворённую ею красоту. Эля подозревала, что у большинства своих клиентов девушка не помнит лиц, а отличает их только по волосам и причёскам, которым сама и ежемесячно придаёт форму.
Но у неё с Лидочкой были особые отношения. Когда-то очень давно, Эля занималась с ней, запустившей математику тогда ещё восьмиклашкой. Лидины родители почувствовали, что дело неладно, когда дошло до стадии подростковых истерик под лозунгом « Я в школу не пойду, она мне ставит двойки, потому что ненавидит». Эля хорошо знакомая с Лидиной мамой по работе, со своим хорошим техническим образованием и прекрасным знанием школьной математики пришлась весьма кстати и шаг за шагом стала разбирать этот образовавшийся в мозгах девочки школьный завал. Тем более Лида была вполне сообразительная ученица, но из-за длительного подтюкивания математички весьма неуверенная в своих умственных способностях. Год регулярных занятий и, что более существенно, психологической поддержки, вернули девочке веру в свои силы. Инженером она не стала, но умение связывать причины и следствие, делать из этого вывод и получать ответ научилась. С тех пор она очень очень уважала свою спасительницу и выделяла её из остальных клиенток.
– Приду, конечно, приду, и не раз, – Элеонора Сергеевна раскланялась со своей бывшей ученицей и улыбнулась на прощание даме, глядевшей на неё из большого зеркала парикмахерской. Дама улыбнулась ей в ответ.
Женщина вышла на улицу. Весна набирала обороты, солнце с каждым днём становилось всё ярче и ласковее, снег дотаивал в кучах на обочинах.
Маленький городок, в котором Эля жила уже больше тридцати лет, попав сюда после окончания института, вовсю готовился зазеленеть и обрасти травой. За долгие годы существования он пережил и бурный рост, и тяжёлый период разрухи, когда котельная в разгар зимы пыталась пасть голодной смертью без необходимого топлива. Сейчас городок переживал период сытого спокойствия. Денег у администрации хватало на старательных дворников, которые теперь тщательно отскребали парки и скверики от мусора, который с радостью явил себя народу, как сошёл снег.
Элеонора свернула в маленький сквер, который находился недалеко от её дома. Дорожки там уже были подметены, урны поправлены, а на красивых деревянных скамейках даже можно было сидеть, никто пока не вздумал залезть на сиденья грязными ботинками.
В уголке сквера у неё было любимое место: скамья, которая стояла немного в стороне и углом к центральной дорожке. С этого места можно было, не поворачивая головы и будучи самой почти незамеченной, не привлекая ничьего внимания, оглядеть почти всех посетителей этого зелёного оазиса. Когда листва покроет деревья, на любимой скамье будет тень, но сейчас солнце вовсю заливало её сквозь лишённые листьев пока ещё голые ветви.
– Сейчас это плюс, организм соскучился по прямым солнечным