Знаешь, что увидим мы, пройдя невозвратимой дорогой в самое сердце мглы, где даже время истончается и умирает?
Знаешь, какие демоны прячутся в запретных чертогах? Их шепот проникает в наши души и отравляет разум. Они даруют выбор, но это лишь обман. Грех повсюду, и мы обречены блуждать в поисках искупления. До скончания вечности.
***
«Элиза, Ласка, Шэй. Жена и две дочери. У Элизы были длинные волнистые волосы и теплые ладони. Она любила, когда я обнимал ее со спины и целовал в затылок. Ее волосы пахли смородиной».
Ветер кружил вокруг в безумном танце: пронзительно подвывал, скребся о доспехи и швырялся в лицо пеплом. Он закручивался вокруг путника кольцами и старался сбить его с тропы. Мужчина же упрямо шел вперед, не обращая внимания на глупую разыгравшуюся стихию. Лишь изредка поправлял сползающий с лица платок, прикрывающий нос и рот, да закрывал глаза, когда пакостник пытался ослепить его.
Сапоги оставляли в дорожной пыли четкие следы, которые стремительно стирались и исчезали. Ветер словно не желал оставлять путнику возможность найти дорогу назад.
Размытые силуэты разрушенных и пустых домов вылезали из сумерек, проползали краем дороги мимо рыцаря и исчезали за его спиной в небытии. Иногда оттуда доносились слабые голоса, но мужчина игнорировал этих призраков прошлой жизни. Он знал, что в Заграничье все деревни давно вымерли. Тьма, поглотившая этот край много лет назад, теперь стала полноправной хозяйкой и с неприязнью следила за чужаком.
Взгляд на мгновение замер на гниющем теле мертвеца, слабо покачивающемся в петле на толстом суку одинокого дерева. Пальцы сами сжались на рукояти меча. Дурное предчувствие прошлось холодной волной от затылка до пяток. Чернота, застывшая в уголках развалин, стала сгущаться и медленно ползти в сторону Патрика. Висельник неподвижно замер, хоть ветер и продолжал трепать обрывки его одежды.
«Ласка, Элиза, Шэй. Жена и две дочери. У Ласки были длинные кудрявые волосы и теплые ладони. Она любила, когда я обнимал ее со спины и целовал в затылок. Ее волосы пахли жасмином».
Образ семьи казался настолько реальным, что мужчина едва не потянул в сторону жены руки. Ласка грустно улыбнулась, взяла на руки младшую дочь, Элизу, и отступила на шаг назад. Образ померк и стал таять.
Чутье воина, выработанное бесчисленным количеством сражений, предупреждающе кольнуло в правом виске. За мгновение до того, как мертвец истошно заорал, Патрик выхватил меч и крутанулся на месте. Нападавший со спины мертвец не успел остановиться или отпрыгнуть. Сильный удар с широким замахом перерубил гнилое тело пополам. Верхняя часть туловища упала рыцарю под ноги. Не задумываясь, Патрик наступил сапогом на безумно скалящуюся рожу. Вмял в пыль, чувствуя, как ломались хрящи, и смешал с ней черную кровь и рыхлую серую массу.
Второй мертвец был еще неповоротливее. В его руке была палка, но он даже не смог нанести удар. Патрик вогнал меч точно в правую глазницу, а когда тварь стала оседать, отпихнул мертвяка ногой. Не желая рисковать понапрасну, рыцарь рубанул мечом по голове, раскалывая ее на две неравные части.
Больше желающих нападать не было. Патрик чувствовал бессильную злобу притаившихся в развалинах чудовищ. Ощущал их страх и ненависть. Мертвецы были не так глупы, как могло показаться на первый взгляд. Всякий раз нападая на путника они использовали новые ухищрения: пытались отвлечь внимание, усыпить бдительность магией, нападать с разных сторон, подстраивать ловушки. Но Патрику, прошедшему горнило всех трех Святых Войн, это не доставляло проблем.
Рыцарь спокойно подошел к висельнику, который давно перестал орать, а лишь тихо поскуливал. От мертвеца несло приторно сладкой вонью разложения и страха. Так сильно, что не помогал даже освященный платок. Мертвец слабо дергал ногами и таращился на Патрика глазами, затянутыми бледно-зеленой пленкой. Сук дерева был не высоко от земли – пятки мертвеца не доставали до пыли лишь самую малость. Патрик оказался всего на голову ниже твари. Двумя резкими взмахами он отсек мертвецу обе руки в плечах. По телу медленно потекла густая черная кровь. Патрик хотел отрубить и ноги, но в последний момент передумал. Вместо этого он достал из-за пояса свернутый кусок черной ткани, оттер им меч, вернул его в ножны и пошёл дальше.
«Шэй, Элиза, Ласка. Жена и две дочери. У Шэй были прямые черные волосы и теплые ладони. Она любила, когда я обнимал ее со спины и целовал в затылок. Ее волосы пахли луговыми травами».
Патрик замер, захваченный видением. Шэй плакала. Она стояла на коленях перед кроватями дочерей и молилась. По щекам катились крупные слезы. За ее спиной, за задернутым окном вспыхивали отблески пожаров. Доносились истошные крики.
Нога, повисшая в воздухе, опустилась в грязь. Он не сделал и двух десятков шагов, как за его спиной раздались вопли. Осмелевшие мертвецы бросились сжирать изрубленные тела. Они всегда так делали. Изголодавшие и обессиленные, они бездумно рвали на части себе подобных в бессмысленной попытке утолить свою жажду. Висельник снова истошно вопил, но в этот раз