Петр лежал на животе на чем-то жестком и бугристом, по ощущениям – напоминало булыжную мостовую. Он захотел ощутить свое тело, все ли с ним в порядке и попробовал пошевелиться, но сделать этого не смог. Складывалось впечатление, будто его тела не существует, и шевелить, собственно, уже не чем, но включив «внутреннего контролера» – Петр мысленно просканировал свое туловище и конечности. Тогда он сделал вывод, что все составляющие его тела – на месте. «Но в чем же дело? Почему ни одна конечность не поддается моей воле, словно я парализованный. Или может я в порядке, но меня связали, да так сильно, что не могу пошевелить даже пальцем…»
Тогда он попробовал сделать движение головой, но и здесь у него ничего не получилось. От безысходности и не понимания ситуации, в которой он оказался – Петр внутренне напрягся и закричал, что есть мочи, приложив огромные усилия, чтобы разжать челюсть и разомкнуть губы. Только крика его не было слышно, чему он очень удивился, но отметил для себя тот факт, что ему удалось открыть рот и выпустить из себя воздух. «Не пойму, мне, что удалили связки или залили уши воском?
Петр сосредоточился на своем внутреннем слуховом аппарате и прислушался к окружающему пространству. Тишина была настолько сильной, что даже звенела. Но иногда были заметны чуть слышимые шорохи. Они были очень тихие, но все равно различимы сквозь бесконечно-бесшумный звон. Что это за шорохи, Петр пока не мог понять, но что-то они ему напоминали. «Что ж, я слышу, значит, мои органы слуха в порядке. Это уже хорошо!» Попытался обнадежить сам себя Петр. «Но что же тогда случилось с моими связками? Почему я не могу извлечь звук? По крайней мере, я могу открывать рот, хоть и с неимоверным усилием».
Определив, что он делал для этого – Петр сконцентрировался уже на своем речевом аппарате и, направив воздух из легких на связки, попробовал что-нибудь проговорить, но вместо слов у него получилось только невнятно простонать. «Ну вот, какой-никакой, а звук получилось издать. Надо поднапрячься посильнее – тогда глядишь, и говорить смогу и возможно получиться позвать кого-нибудь на помощь». Но чем больше и сильнее он напрягал свои связки – тем труднее и хуже у него получалось что-либо исполнить. То стон получался совсем тихим – то просто выходил воздух, чуть хрипя.
Наконец обессилив, Петр оставил попытки что-либо сказать и расслабился, чтобы передохнуть и продолжить вновь. В этот момент он попытался вспомнить, что же с ним происходило до этого, и каким образом очутился здесь, в этом не понятном месте, где он не в силах даже управлять своим телом. Но в голову лезли какие-то спутанные мысли и обрывки воспоминаний, которые он никак не мог связать в единую цепочку и разобраться в этой ситуации. Словно во сне пришло к нему видении последнего фрагмента из его памяти: как он идет по знакомой ему улице, вдруг сознание озаряется ослепительной вспышкой и Петр падает лицом на землю. Это воспоминание было настолько реальным и ярким, что он даже дернулся и сделал движение руками, словно хотел их подставить перед собой, чтобы амортизировать падение. И тут он поймал себя на мысли, что ему каким-то образом удалось пошевелить руками, причем без малейшего мысленного усилия над ними, словно машинально получилось. Петр замер и прислушался к себе, но ничего больше не происходило. Тогда он напрягся изо всех сил и, направив всю энергию и концентрацию на правую руку – с большим усилием, заставил ее чуть-чуть приподняться и подвинуть к себе, так чтобы кисть оказалась напротив его лица. Рука с трудом поддавалась его приказам, словно это был хорошо выполненный протез, которым еще только предстояло научиться пользоваться с достаточной проворностью, чтобы никто не догадался, что эта рука искусственная. Было еще такое ощущение, что этой руки нет на самом деле, и чувствуешь ее как будто по инерции, аккурат, как фантомная конечность. Она чешется, по ней бегают мурашки и даже сводит мышцы, тогда как ее уже нет на самом деле, лишь только шрам от ампутации. По крайней мере, Петр себе это так представлял.
Он попытался осмотреть руку, но в непроглядной тьме, ему этого не удалось. Как бы сильно он не вглядывался и не таращил глаза. Затем Петр, собравшись с мыслями, попытался упереться о правую руку и попробовал приподняться. Ему даже удалось немного приподнять голову, но тут же ощутил острую боль, пронзившую его затылок, и несоизмеримо тяжелая голова рухнула обратно, ударившись о пол.
«Боль! Прекрасно! Я чувствую боль – значит, я действительно еще жив». Подумал Петр. По крайней мере, ему показалось, что он чувствует боль. Так как после удара и столкновения головы о пол – боль непременно должна присутствовать. «Но, что же тут все-таки случилось Ребятыыы и где я Черт возьми, нахожусь?»
На миг он прислушался, ему показалось, что он снова услышал то ли шорох, то ли отдаленный гулкий голос. Но ничего больше не услышал, только непрекращающийся звон в ушах и чем сильнее он прислушивался – тем сильнее нарастал звон. Звон стал превращаться в нестерпимый скрежет, плавно поднимая уровень шума на несколько децибел в секунду, что еще больше начинало давить на мозг, и сознание было готово уже вот-вот помутиться. При этом трудно было что-то