– То есть Шерлока Холмса и доктора Уотсона?
– Не только. Некоторые предметы с той самой квартиры принадлежали ее хозяйке. Посуда, например.
– Да, я видел.
– Но и это еще не все. Пройдите наверх. Отдельная комната посвящена инспектору Лестрейду. После него тоже осталось не так уж мало занятного.
– А скрипка? – Хьюзу, почти не интересующемуся детективами, более всего из сюжетов о Холмсе запомнилась скрипка и химические опыты.
– Здесь вы меня подловили, – улыбнулся старичок, поворачиваясь к висящему на стене за стеклом инструменту. – Каюсь, из всего комплекта только смычку посчастливилось бывать в руках Шерлока Холмса. Скрипка не сохранилась. Почему, отдельная история. Мне подумалось, просто повесить один смычок… как-то не смотрится, не правда ли? Полагаю, я нашел изящное решение, дополнив его скрипкой, которая, как вы теперь понимаете, никакой исторической ценности не имеет.
Дэниэл Хьюз, репортер скромной газетенки "Финчли-ньюс", решивший написать статью об очаровательном захолустном музейчике Шерлока Холмса, начинал подумывать, что возможно более увлекательным получится отчет об удивительном факте безумия его владельца.
И ведь его об этом прямо предупреждали. Ближний сосед Лестрейда, преподаватель физики в местной школе на вопрос Хьюза, в правильном ли направлении он движется, скептически заметил, что, мол, и да и нет. Он, конечно, туда попадет, только зачем?
– Ах, из газеты, – усмехнулся он в ответ на пояснение представителя прессы. – Тогда, пожалуй, стоит ввести вас в курс дела. Разговаривая с ним, твердо держите в уме, что имеете дело с умалишенным.
– В каком-то роде, да, я понимаю, – с детства приученный к вежливости с улыбкой закивал Дэни. – В его положении он просто обязан быть немножко тронутым.
– Вы не поняли. Не в каком-то роде, а в самом что ни на есть очевидном. Одним словом, настоящий псих. Поверьте, я не преувеличиваю. Впрочем, не беспокойтесь, – добавил приверженец точных наук, заметив смешавшееся лицо репортера, – он не опасен. Самое большее, чем вы рискуете, если чересчур развесите уши, не составит для вас особых хлопот, а здешнюю публику только повеселит. Свежий анекдот в наших местах – довольно редкая штука.
Предупреждение своим своеобразием порядком смутило Хьюза, но он поблагодарил и полюбопытствовал:
– И давно это с ним?
– Когда он свихнулся? Трудно сказать, но точно не вчера. Подозреваю, еще в детстве, как только осознал, что имеет ту же фамилию, что и инспектор из книжек про Холмса.
– Его фамилия действительно Лестрейд?
– Да. И это точно не пошло ему на пользу. Вот увидите, все его усилия сведутся к тому, чтобы убедить вас, что он потомок того самого Лестрейда, с которым то ли состязался, то ли делил славу сам Шерлок Холмс.
– То есть, – осторожно улыбнулся Дэни, – я не совсем понял…
– Нет, вы все правильно поняли. Именно так. Так что, дабы не свалять дурака, держите ухо востро.
Несмотря на то, что физик своим видом никак не походил на любителя розыгрышей, Хьюз покинул его с ощущением, что только что подвергся изощренному издевательству с неясной целью. А спустя четверть часа уже прохаживался по комнатам, превращенным руками хозяина в демонстрационные залы, и с интересом выслушивал комментарии. Впрочем, залы – неподходящее холодное слово для таких крохотных и уютных пространств, напичканных самыми разнообразными предметами.
Хьюз принадлежал к той части журналистской братии, вокруг которой стойко закрепилась репутация самой поверхностной категории человечества, включая абсолютных бездельников. Будучи твердо убежденным, что для освещения вопроса вовсе не обязательно в нем разбираться, и ни во что не погружаясь достаточно глубоко, он быстро забывал даже то немногое, что успевал ухватить, прикоснувшись к какой либо теме. Ничего не понимал он и в собирательстве. Особенно, если речь шла о такой причудливой области. Оставалось только догадываться, сколько усилий и находчивости требовалось приложить, чтобы воссоздать до мельчайших подробностей обиход знаменитого сыщика и его верного помощника. Некоторые детали были так тонко и остроумно подмечены, что невольно вызывали у него смех восхищения. Даже в том, как они были подобраны и расставлены, ощущалась невероятная любовь и доскональное знание предмета, приобретенное за долгие годы ценой вдумчивости и упорства. Едва ли не впервые в жизни столкнувшись с проявлением подлинного ревностного служения, он вдруг осознал, что у него язык не поворачивается назвать этого человека коллекционером. Исключительно благодаря особым качествам его натуры, в числе которых первой стоило заподозрить одержимость, этот скромный по размерам дом превратился в музей, своей коллекцией не уступающий знаменитому лондонскому коллеге. А в чем-то, в смысле изобретательности, оставивший внушительного собрата позади себя.
Удивительно, но о существовании этого замечательного дома Хьюз узнал совершенно случайно. Музей не приобрел не то что славы, даже скромного признания. Молва, что должна была распространить весть о нем во все