Ад не мышиный. Иван Николаевич Пальмов

но о тоске по утраченному счастью, о боли, о бесконечной муке забвения Божьего. Как бледны все чудища воображения перед этой ужасной истиной.

      Отец Бандевиль.

      Сцена 1 ЛХБ один в клетке.

      ЛХБ:

      Неравный век большой печали

      Как много тех, что замолчали

      В борьбе за жизнь не за свою

      Ввергаясь в ужас преданы огню

      Как жаль что белые те рожи

      Один на всех мы так похожи

      И крепнем в бедствии своем

      Покуда в клетке не умрем

      Но эта жизнь нам лишь порог

      Для тех, кто вынес бренный рок

      И все же сделал нечто явно

      Пусть и покинул мир бесславно

      Быть может жизни их важней

      Бывалых крыс свиней мышей

      Один их душит, а другой несет

      Спасая души сам уж не живет

      Сцена 2. К первой мыши подсаживают еще одну. Новая мышь АБК.

      АБК:

      А ты поэт оказывается. Не думал, что тут такие еще водятся.

      ЛХБ:

      Отчего же им не водиться, тут бывают очень даже гуманитарные лаборанты.

      АБК:

      Вот потому и поэты переводятся, что пускают всяких гуманитариев. Дохнут из-за неряшливой поэтической души.

      ЛХБ:

      Ну а не будь их я бы тут дох подольше, но без стишков. Так себе забава. Уж лучше пусть приходят.

      АБК:

      Ну, давай знакомиться что ли, у тебя что?

      ЛХБ:

      Папиллярная переходно-клеточная карцинома T4a, между прочим. А у тебя-то хоть что?

      АБК:

      Тубулярная адемокарценома, знаете ли…

      ЛХБ:

      Слышал, серьезно конечно, серьезно.

      АБК:

      Серьезно влипли, да?

      ЛХБ:

      Это точно. А это первое или еще что пробовали?

      АБК:

      Ну почему же, еще биодобавки испытывали. Видишь, какой я упитанный?

      ЛХБ:

      Заметно. Ну, у меня тоже история длинная, по большей части депрессивная фармакалогия, что-то вроде прозака только наше.

      АБК:

      Ох уж это наше. Вот жили бы где-нибудь в Швейцарии, например, так, наверное, не дохли бы целыми пачками. Но ты я вижу тоже крепыш, даром, что худоват немного.

      ЛХБ:

      И не знаю уже, честно говоря, крепыш или нет. Зато почти слепыш. Мне как-то катаракту сделали, потом вроде вылечили, но я все равно чувствую, что оттенки уже другие.

      АБК:

      Это может от депрессантов твоих, оттенки-то.

      ЛХБ:

      А ты бы и вправду хотел в Швейцарию?

      АБК:

      Конечно, там хорошо, я от людей слышал.

      ЛХБ:

      Так ведь они там не дохнут. Это мы с тобой уникально живучие и уже все клянем, на чем свет стоит. А там, сколько мучиться надо. Я вот не знаю, но мне кажется всяко больше.

      АБК:

      А ты что уже мучиться не хочешь? Нет, я понимаю, что вопрос дурацкий, но все-таки, это ведь жизнь.

      ЛХБ:

      Мучения-то. Да, жизнь. Только ты знаешь ведь не у всех же. Ну, скажи честно, ты ни разу не думал, что лучше бы препарат не сработал?

      АБК:

      Думал. А кто не думал? Тут ты прав, может оно и лучше совсем крякнуть, чем продолжать гнуться под болью подсаженных клеток.

      ЛХБ:

      Клетки в клетке, а мы только так, промежуточное звено.

      АБК:

      Ну почему же сразу звено. Мы их возим.

      ЛХБ:

      Смешно! Рад, что тебя подсадили.

      АБК:

      На что?

      ЛХБ:

      Да не на что, а куда.

      АБК:

      А куда?

      ЛХБ:

      Ко мне балбес, тебя ведь ко мне подсадили. Я уж было обрадовался твоей компании.