Кобеля звали Укроп
Он свободно бродил между столиками столовой, выпрашивая себе еду. Каким-то неведомым собачьим нюхом он определял, с какого столика ему может перепасть что-нибудь вкусненькое, что-то вроде куриной косточки, или плохо обглоданной рыбки.
Простая перловка, его не интересовала, он предпочитал выбирать из кучи объедков самое вкусненькое…, в общем, был пес. Я так думаю, что именно за это качество он и получил свое необычное собачье имя – Укроп.
Да и столовая тоже была необычной, в ней не было меню с указанием блюд и цен. Нужно было просто подойти к окошку раздачи, чтобы получить тарелку супа, неважно как он назывался и тарелку каши с чем-нибудь. Ну и, конечно, несладкий компот.
Вместо разнообразных салатов на каждом столе стояли две тарелки. Одна с горой лука, другая с не меньшей горой чеснока. Деньги за еду платить было не нужно, если не наелся, всегда можно было взять добавки. В общем, еды хватало всем,… даже Укропу…
Да, это и правда была необычная столовая. Она была ограничена примерно городским кварталом территории, где все окна внешних зданий были заложены мешками с песком, с бойницами для пулеметов, где ворота сторожили мужики вооруженные автоматами АК различных модификаций.
Вход и въезд на эту территорию был строго регламентирован. Именно для тех, у кого было право находиться на этой территории, и существовала эта столовая. Её клиентами являлись мужики в абсолютно разномастном камуфляже. Начиная от маскировочных охотничьих костюмов и, заканчивая суперпопулярным горным костюмом, в обиходе нареченным просто «горкой» Как правило, почти у каждого обедающего на спинке стула висел автомат с пристегнутым магазином, хотя и людей невооруженных тоже хватало.
Вокруг той столовой обосновался с десяток других собак, которым тоже перепадало от щедрот людских. Но внутрь они почему-то не лезли. Въездным, вернее впускным был только Укроп.
Весь этот укрепленный в военном отношении квартал являлся одной из основных военных баз ополчения Донецка бригады «Восток», Хотя бригадой она стала называться несколько позже. Осенью …14-го это был просто батальон « Восток».
Тут было все, и штаб, и склады, и ремонтная база, и гаражи, и учебный центр для новобранцев, то бишь для добровольцев. Одним из таких добровольцев был я.
Так случилось, что превращение из почти пенсионера, средней степени достатка, в рядового ополченца Донецкой Республики заняло почти 3 месяца.
Вышло так, что самые эмоциональные, самые сильные, самые памятные события в моей жизни связаны с Донецким краем, с Мариуполем, если быть более точным. Это и первый серьезный трудовой опыт, и учеба, и первая серьезная любовь, и рождение сына, и обретение настоящих друзей, и прочая и проч…
Потом судьба распорядилась так, что я оказался далеко от Донецкого края, но память о нем навечно заняла как минимум половину моей души. 30 лет назад я не чувствовал ни разрыва духовных связей, ни традиций и прочего.
Мы жили в одной стране, гордились своими великими достижениями, но на своих кухнях мы все были диссидентами. Травили бесконечные анекдоты про старческий маразм Брежнева, про изощренную работу КГБ, мечтали о разном западном барахле, а иногда и покупали иностранные шмотки. Что, тем не менее, не мешало нам всенародно, публично орать по любому поводу – «ОДОБРЯМ!!!», и тут же в перепечатке читать «Архипелаг ГУЛАГ». Потом случилось то, что случилось. Большая коммунальная квартира под названием Советский Союз распалась на 15 коммуналок гораздо меньшего размера. Следствием этого распада оказалось великое множество склок, не решенных до сих пор. Как говорится – « Что имеем, не храним, потерявши плачем…»
Боже мой, как прав был Воланд, утверждавший, что квартирный вопрос «испортил москвичей».
От себя могу добавить, что «квартирный вопрос» является основополагающим и во взаимоотношения между соседями всех мастей, в том числе и между государствами.
Да и бог бы с ними с нашими бывшими соседями, со всеми этими узбеками, таджиками и туркменами,
Пусть они живут, как хотят, как говорится, счастья им и всяческих успехов. Они резали друг друга веками, это ИХ НАЦИОНАЛЬНАЯ ТРАДИЦИЯ, Если им не жалко, говоря словами Шолохова, их собственных баб и детишков, то почему по этому поводу я должен сожалеть больше их отцов и дедов.
Жалко невинно убиенных? Конечно, жалко. Но пусть они сначала сами себя пожалеют, у нас и своих забот полон рот. Понимаю, что объективно это неправильно, что позиция – «моя хата с краю…» никого до добра не доводила. Что рано или поздно эта беда может коснуться и нас.
Да что там – уже коснулась. На стройках от азиатов, готовых работать на любых условиях, не протолкнуться. Слова русского не услышишь.
Из всех мобильников слышен нестерпимый для славянского уха «тюркский» вой, который у них песней зовется.
Тут же возникает вопрос Если наши южные друзья, не знающие пословицу про устав и монастырь, не жалеют мои уши и, соответственно, нервы, то почему я должен