Вторая, дочь известных родителей, Инна, носила две светлые косы, настолько длинные, что у каждого мальчишки возникало непреодолимое желание дернуть за них. Девочка только вздыхала и закрывалась от мира книгой.
– Ты опять толкнула меня локтем, – произнесла она с недовольным видом. – Как вообще можно что-то рисовать в автобусе?
– Злюка ты, Иней, – хихикнула ее соседка. – Читаешь непонятно что…
– «Непонятно что», – передразнила блондинка. – Это братья Стругацкие.
– Скучная ты!
– А ты – глупая! Кто вчера три с минусом получил по математике?
– Ха! Да я всего-то две ошибки сделала, – Эля обиженно поджала губы.
Иней хотела примирительно сказать, что к Элизе и вправду учителя относятся предвзято, что две ошибки – твердая четверка, а не три с минусом, но не успела…
Это был странный день межвременья, когда зима закончилась, а весна еще не началась. День, когда решается, каким будет лето. День, когда можно сделать выбор. Понять, в какую сторону идти и что делать дальше.
И они его сделали.
Внезапно обе девочки почувствовали тупой животный страх. Иней подняла глаза от книги и едва сдержала крик. Перед ней стоял человек с мешком на голове и протягивал вперед скрюченные пальцы. Инна закрыла глаза, надеясь, что жуткое явление сейчас исчезнет. Эля свернулась в комочек и сжала кулаки.
– Езжай, миленький, бесплатно, – сказала сердобольная кондукторша. И шепотом: – Что же с твоим лицом-то сделали? Показал бы… Обгорел, да? А может, это они, поутри тебя изуродовали? Ты ходил в Заповедные леса? Шаолинь искал?
Существо опустилось на место как раз напротив девочек. Часто и прерывисто задышало.
– Я его сейчас ударю, – вдруг прошипела Эля в порыве бессильной злобы.
От чудовища несло кислятиной.
– Замолчи и закрой глаза, – ответила Иней, борясь с подступившей тошнотой.
– Мне жутко. Все пассажиры вышли, только чтобы не ехать с ним. Я его ударю.
– Он слеп, он нас не видит. Главное – закрыть глаза, главное – не смотреть и ждать.
– Безглазый… Я все равно его ударю или умру от страха, – простонала Эля.
– Это не поможет. Закрой глаза и дай мне руку.
Эля послушалась и затаила дыхание. Она уже знала, что Иней станет лучшим другом, ведь совместно пережитый страх сплачивает.
– Конечная, – сообщила кондуктор, и девочки открыли глаза.
Они вышли из автобуса и вдохнули свежий воздух.
– Как будто сама смерть за нами приходила, – тихо сказала Иней. – А что ты рисовала?
Эля разгладила смятый листок:
– Шаолинь. Мне кажется, это место, где каждый находит свое счастье. Именно свое. Оно ведь у каждого разное.
– Забудь это место… Учи математику, – вскинулась Иней.
– Никогда! Во что же еще верить?
– Я тоже думаю о странном замке. Но где он? Наверное, в Заповедном лесу, населенном карликами. Пойдем туда вместе, когда вырастем.
– Для этого мы должны стать друзьями.
Девочки присели на корточки, взяли друг друга за руки и зашептали:
– Мы найдем свой Шаолинь!
– Не боимся ничего!
– Мы приедем в Шаолинь!
– Будем вместе навсегда! В Шаолинь и навсегда.
Снег падал вперемешку с дождем и хлестко бил по лицу. Вдалеке послышался шум поезда, который аккуратно огибал запретную зону. Сырой воздух пахнул углем и тайной, въевшейся намертво в это странное место.
Обычный мартовский день. Но не для меня.
Ёрш стоял у решетки, боясь поднять руку и прикоснуться ко мне. Многие-многие километры стены с колючей проволокой. Интересно, кого они защищают?
Снег больно бьет в лицо. Мы молчим. Трудно быть первой.
– Спаси меня…
– Почему ты не вышла к проходной?
– Не хочу видеть их лица.
– А если патруль…
– Будут стрелять на поражение. Тебе страшно?
– Наверное, нет.
Я дотрагиваюсь до стены и режу руку. Не для того, чтобы шокировать или напугать еще больше, просто хочу от него действия:
– У нас есть еще минут пятнадцать до завершения обхода. Но если ты не поможешь, то я начну кричать. Поверь, КПП рядом, прибегут быстро. Не застрелят, не бойся. Просто под белы рученьки и в ФСБ, а там тебе припишут попытку незаконного проникновения на территорию засекречнного объекта.
Ёрш меняется в лице:
– Сучка…
– Помоги мне отсюда выбраться.
– Ты не в тюрьме. И можешь свободно уехать, – пожимает плечами сталкер.
– Если б могла, ни минуты здесь не осталась