Рональд Хольст рассказывает, что тогда преподаватель приходит в семейную усадьбу и просит встречи с мадам Лагерфельд: «Он говорит ей: “Мне нужно поговорить с вами о вашем сыне. Его длинные волосы – это непорядок”. В ответ на что [Элизабет], сорвав с него галстук, бросила его ему в лицо и сказала:
“Видимо, вы все еще нацист!”»14
Мать, презирающая Гитлера и его режим, поддерживает Карла. Превратившийся в фюрера маленький капрал – человек не их круга. Его идеологи и сановники тоже, ведь они превратили нацию в огромную машину для уничтожения женщин, детей, стариков, инвалидов и всех, кого общество считает «паразитами» или «недочеловеками», выражаясь терминами Третьего рейха.
Нацизм – это абсолютное отрицание моральных ценностей, привитых Карлу и его сестрам. За исключением нескольких анклавов, подобных имению Биссенмор, такое мировоззрение, по правде говоря, не разделяется на берегах Балтики. По мнению деревенского и консервативного общества Шлезвиг-Гольштейна, нацистская пропаганда обещает освобождение от мелких помещиков, символом которых служит семейство Лагерфельд. Крестьянские сыновья обволакивают покровом ненависти младшего из семьи Лагерфельд. Он не такой, как они. Он читает. Он мастерит одежду для своих кукол. Он рисует.
Несмотря на строгость и иронические замечания, Элизабет осознала исключительность своего сына, перекликавшуюся с ее натурой. Оба они в глубине души крайне чувствительны и несчастны в этом загнивающем мире, пытающемся с грехом пополам противостоять апокалипсису. «Моя мать до смерти скучала, я же мечтал лишь об одном – как можно скорее выбраться отсюда»15. Она поощряет то, что отличает его от других. «Когда я спросил у матери, что такое гомосексуализм, она ответила: “Это как цвет волос. Ерунда, в этом нет никакой проблемы”. Мне повезло, что у моих родителей были очень широкие взгляды на мир»16.
Итак, Карл хочет уехать. На первом этапе – вернуться в Гамбург вместе с родителями. Их квартал чудом уцелел под бомбардировками.
Диор в Германии, аромат Парижа
Позднее, в 21.00, состоится большой торжественный вечер. Но сейчас женщины из приличного гамбургского общества, некоторые в сопровождении мужей, с удовольствием пьют чай, сидя в мягких креслах одного из просторных салонов отеля Esplanade. Сейчас, в декабре 1949 года, они дожидаются манекенщиц, которые должны представить осенне-зимнюю коллекцию следующего сезона, созданную по рисункам великого кутюрье Кристиана Диора.
«В ту пору это было невероятное событие. Диор […] – это была звезда, сиявшая на небосводе моды намного ярче, чем все остальные»1, —
уточняет