Гость
Женя не помнила когда впервые заметила пса, возможно, зимою, но, скорее всего, весной, потому что снег в её воспоминаниях уже начал таять, вокруг была сплошная грязь и тишина. Вначале она заметила именно это полное отсутствие звуков, а только потом увидела его.
Хотя до конца Женя оставалась неуверенной, что всё происходило именно так. Её память с недавнего времени начала выкидывать странные штуки. Сны, фантазии и страхи переплетались с реальностью, настолько сильно, что всё чаще Женя не могла отличить, происходило ли событие в действительности или она себе напридумывала. Но с собакой, почти наверняка, все началось именно тогда.
Большой пушистый и белый, с розовым носом, пёс вызвал в ней непонятное чувство тревоги. Когда он весело виляя хвостом побежал навстречу, ладони Жени моментально стали потными, а сердце начало ухать где-то в горле.
Она сразу невзлюбила пса. Она его боялась.
***
Бабушка всегда понимала Женю. Раньше та сразу бы рассказала ей про пса. Но не теперь.
С прошлого года бабушка заболела и давно не выходила из комнаты. Ей становилось только хуже. Каждый раз, возвращаясь вечером со смены, Женя с замиранием сердца входила к ней в комнату и успокаивалась только, когда слышала знакомый голос.
В течение рабочего дня, помимо воли, Женя, то и дело, представляла как бабушка умирает дома одна, так и не дозвавшись её. С упорством мазохиста она представляла, как это происходит до мельчайших подробностей. Иногда, накрутив себя, уходила в подсобку и плакала там, пока никто не видит.
Страх смерти бабушки рождал другой, ещё более сильный – страх умереть самой. Ведь в этом случае бабушка останется совсем одна, и тогда уж точно непременно умрет, вот только происходить всё будет долго и мучительно. От одной мысли об этом у Жени начинались панические атаки с нехваткой воздуха, головокружениями и обмороками.
Пытаясь взять под контроль свою смерть, Женя тщательно пережевывала пишу, не говорила за едой, не курила и не пила спиртного. Постоянно читала в интернете о новых открытиях учёных в медицине: продуктах, вызывающих рак; на каком боку категорически нельзя спать; сколько времени можно находиться на солнце и прочих опасностях, подстерегающих на каждом шагу.
Она маниакально следила за здоровьем, и с каждой новой родинкой ездила в областной центр к онкологу, каждый год делала флюорографию, раз в три года проходила полную диспансеризацию. Но страх не отступал. Иногда вечерами она не могла заснуть, от давящего ужаса перед грядущими несчастьями. Появление пса она восприняла как дурной знак и начало конца. Почему? Женя не знала, но была абсолютно уверенна, что ничего хорошо больше не произойдет.
***
Июнь выдался жарким. Термометр на крыльце уже в девять утра показывал двадцать восемь градусов в тени. Женя, несмотря на выходной, по привычке встала рано. Полила небольшой огород за домом, приготовила завтрак, и уже собиралась отнести её бабушке, как увидела в окно соседку, ковыляющую по дорожке к их дому.
Женя нахмурила брови. С некоторых пор баба Катя, так ту звали, повадилась постоянно таскаться к ним. И всегда после неё оставался мусор. В прошлый раз Женя нашла даже личинки каких-то насекомых.
Следом за бабой Катей, прижав уши к голове, и, виновато виляя хвостом, семенил пёс.
– Пошел прочь отсюда! – забыв поздороваться с соседкой, заорала на собаку Женя, выскочив на крыльцо. – Брысь, сказала! Вон! Вон отсюда! Уходи!
Она схватила стоящую у двери швабру и угрожающе замахала ею в воздухе. Баба Катя остановилась и даже немного присела, испуганная атакой Жени:
– Женя, Женечка, ты что! Это же я, Екатерина Васильевна!
Не хотя, оторвав взгляд от пса, который остановился, и, видимо, решал, что ему делать дальше, Женя сердито посмотрела на бабу Катю:
– Да уж виду, что это ты. Ходишь сюда каждый день, как на работу. А теперь ещё и собаку эту паскудную притащила с собой. Чего тебе снова надо? Денег не дам, самой зарплату уже на две недели задерживают.
– Женечка, да мне немножко совсем, – не обращая внимания на грубый тон, елейным голоском продолжала соседка, – сотни две. Дед совсем плохой, лекарство купить надо, – она виновато развела руками.
Дед Егор был местным алкашом. Один из немногих оставшихся в деревни мужчин, он почти никогда не просыхал. И лекарство ему требовалось строго определенное, сорокоградусное. Женя удивлялась его здоровью. Сколько себя помнила, он всегда ходил пьяным и при этом даже ни разу ничем не болел. Только лет пять назад, когда колол дрова, случайно отрубил себе топором фалангу большого пальца.
– Нет, баб Кать, не проси, не дам, – она снова посмотрела туда, где стоял пёс, но он убежал.
– Ну, Женечка, больше не у кого попросить. А в магазине в долг уже не дают. Назанимал, проклятый, с пенсии отдавать буду, – соседка тяжело вздохнула.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст