– Куда ж она денется?
Петины губы растягивались в улыбку.
– Помню, помню, – говорил он, – только начало забыл.
Алька «парил» чай.
– Идет надзиратель по тюрьме, – говорил он, не оборачиваясь, – делает перекличку…
– А, – подхватывал Петя, – ключами звенит… Иванов? Я! Сидоров? – и постукивал чайной ложечкой по столу.
По кухне распространялся запах свежего чая. Алька разливал его по чашкам. Петя косил глаза на медно-красную струйку и кивал головой.
– Так, так, – приговаривал он, – нет, еще чуть-чуть, еще, ага, нормально, еще грамулечку, хватит, – и облегченно вздыхал.
Они пли чай и курили папиросы. Говорили, молчать было неловко.
– Ты в премьере участвовал? – спрашивал Алька.
– Нет, – отвечал Петя, выпуская дым, – только смотрел.
Мысль о премьере была неприятна ему. Да, он не участвовал в премьере выпускного спектакля. Он пытался представить этот факт результатом интриг – не сходилось. Тогда впадал в откровенность с самим собой. «Я никуда не годный актер. Насквозь фальшивый, с дурным голосом и вихляющей походкой. Но ведь оттого, что другие на четверть мизинца лучше меня, никому не становится легче. И в то же время эти четверть мизинца отделяют их от безработицы. А я? Куда мне деваться? Сшибать халтуры? Драмкружок? Массовки? Или ехать куда-нибудь в Тьмутаракань, напиваться в привокзальных буфетах и орать: мы – актеры? А? Куда? Боже мой, кому все это нужно?!»
Когда эти вопросы уже совсем не давали ему покоя, он ехал к Альке. Визиты выходили, правда, случайные, «географические», как он их называл, но вопрос стоял перед ним постоянно, как восклицательный знак перед чеховским чиновником. Все свои рассуждения он оставлял при себе, а у Альки спрашивал всегда одно.
– Алька, – говорил он, поблескивая очками, – кем ты работаешь?
– Ночным сторожем, – удивленно отвечал Алька, – и ты прекрасно об этом знаешь.
– А какое у тебя образование? – упрямо продолжал Петя.
– Высшее техническое, – хмурился Алька.
– Как ты не понимаешь, – возмущался Петя, – что это образование, этот диплом нам – как чужой орден на мелком служащем.
«Да, – думал Алька, – Петин актерский темперамент находит выход в домашних диспутах». Он делал серьезное лицо и говорил: «Ну-ну, я слушаю». Мысль у Пети всегда была одна, только сравнения разные.
К его лицу словно приклеена была язвительная усмешка, но тоненькие морщинки, разбегавшиеся паутиной от уголков глаз, говорили о бессонных ночах, размышлениях и фантастической беззащитности. Алька говорил мало, больше смотрел по сторонам, попивал чай и вдруг тоже начинал усмехаться.
– Да, – говорил он, – какой-то скверный анекдот получается. Я вот сменил массу занятий, но ничем не увлекался серьезно. Всё как мозаика. Недавно письмишко сестренке младшей написал, она школу только