Генрих Гейне
«Письмо, что ты прислала…»
Письмо, что ты прислала,
Ничуть не в тягость мне.
Не любишь, оказалось,
И нет письма длинней.
Страниц, где строчки ровны,
Двенадцать в самый раз!
Не пишут так подробно,
Когда дают отказ.
«Утопая в серых тучах…»
Утопая в серых тучах,
Спят властительные боги,
Я расслышал храп могучий
В диком рёве непогоды.
Непогода! Ярость бури
Кораблю грозит кончиной,
Кем же сможет быть обуздан
Ветер, дыбящий пучину?
Ты бессилен перед нею,
Гнущей мачту, доски рвущей, —
Запахну пальто плотнее,
Чтобы спать, как боги в туче.
Питер Фальк
Эпитафия
(Надпись на кладбище неизвестных
на острове Нойверк, Германия)
Горечь в имени твоем:
«Неизвестный тут лежит».
Не оплакан, погребен,
Всеми в мире позабыт.
Только ветер обовьет
Холм песчаный и гранит,
Прошумит и отойдет,
Словно скорбь прошелестит.
Но, взойдя на небосвод,
Звезды свет утешно льют,
Там душа твоя поет,
Вечный обретя приют.
Альфред Лихтенштейн
Прощание
(накануне отправки на фронт,
для Петера Шера)
Я перед смертью это написал.
Друг, не хочу, чтоб ты мне возражал.
Идем на фронт. Нам смерть теперь цена.
Выть надо мной невеста не должна.
Мне по душе. Идти и умирать.
Рыдает мать. Железным надо стать.
Закат… И через несколько минут
Меня в могилу братскую швырнут.
Горит на небе алая заря.
Тринадцать дней, и словно не был я.
Райнер Мария Рильке
В старом доме
Я в старом доме. Предо мной —
вся Прага, словно на ладони,
вдали уже неслышно тонет,
укрыта сумерек волной.
Туманней города черты.
Лишь купол церкви Николая,
как витязь в шлеме, возвышаясь,
являет облик чистоты.
Мелькают кое-где огни,
там, в шуме города и зное…
А здесь мне слышится иное:
благословенное «Аминь».
Тоска души живой: искать волнений,
не знать эпохи, для себя родной.
И все желанья: чтобы тихий гений
вел диалоги с вечностью одной.
И так всю жизнь. Пока полузабытый
вернется час, особенный во всем:
он промолчит, единственный открытый,
и вечность воплотится в нем.
Мне вечер книгой стал – пурпурный
камчи роскошной переплет,
застежек золото в лазури
мне пальцы холодит, как лед.
Страницу первую читаю,
и прелестью ее пленен,
вторую медленней листаю,
а третья – как волшебный сон.
Осень
И каждый лист, как гость издалека,
как будто в небесах сады пустеют,
летит, свое паденье отрицая.
Так и земля летит средь звезд, впадая
ночами в одиночество, – века.
Мы все в паденье, словно на беду.
И кажется, – оно для всех, кто смертен.
Но есть Один, в ком падшие на свете
опору милостивую найдут.
Пантера
(Ботанический сад, Париж)
От бесконечного мельканья прутьев
взгляд зверя мукой искажен и пуст.
Как будто целый мир жестоко скручен
и втиснут в клетку так, что слышен хруст.
Походкой мягкою, неслышно, люто
в пространстве крошечном – круги в замóк:
движенье