Мои руки сжимаются в кулаки и черные когти вместо ногтей, впиваются в кожу на ладонях, оставляя неглубокие, но кровоточащие порезы, которые бесследно заживут уже через полчаса. Плакать нельзя. Слезы – роскошь, которую мы можем позволить себе только в самые спокойные дни, чтобы оплакать всех погибших.
Я старательно прислушиваюсь к звукам, доносящимся сверху, мохнатыми лисьими ушами под шапкой шевелить тяжело, но возможно. Наверху всего лишь проезжают машины. Никаких голосов. Перехватываю взгляд нашего вожака – Ирвина. Ему скоро стукнет восемнадцать, и парень самый старший среди нас, хотя между мной и Ирвином довольно маленькая разница в какой-то год. И благодаря чертовому вмешательству в человеческую генетику, Ирвин обладает волчьим хвостом, клыками и огромной силой. Парень относится к разряду «Опасные». Сейчас по его взгляду я могу сказать, что он тоже ничего страшного не слышит.
Колин и Мика – тринадцатилетние брат с сестрой – жмутся друг к дружке и даже не ссорятся, хотя раньше это было их любимое занятие. Они не могли и часа продержаться, чтобы не повздорить. Сейчас их объединил страх, но я знаю, это ненадолго. И приглядевшись, я понимаю, что их пятнистые хвосты уже бесшумно сражаются друг с другом, хотя на лицах ребят застыла все та же маска ужаса.
– Они ушли? – испуганно спрашивает десятилетняя Бьянка, вытирая мохнатым кулачком намокшие от слез ресницы. Ее розовый носик смешно шмыгает, а кошачьи усики подрагивают при каждом выдохе. Девочка больше чем наполовину является котенком. Почти все ее тело покрывает рыжая шерстка, но только лицо, не считая носа и усов, остается человеческим.
– Думаю, что да, – говорю я едва слышно, и обнимаю девочку, словно пытаюсь защитить ее от всего этого ужасного мира, который за последние несколько лет ополчился на таких, как мы, с удвоенной силой.
Я понятия не имею как мир, который каких-то сто лет назад призывал людей становиться похожими на животных, иметь уникальные кошачьи ушки или хвосты, усы или змеиные глаза, изменился до такой степени. Из-за операций спустя несколько поколений начали рождаться дети-химеры. У одних появлялись перья, у других уши, как у зверей, а третьи могли дышать с помощью жабр под водой. Множество модификаций получилось благодаря прошлым опытам. Но на сей раз никто этому не радовался.
– Мой ребенок – урод! – вопили напуганные мамочки под дверями клиник, но те давно закрылись, выяснив, к чему привели все эти вмешательства в ДНК человека.
Таких как мы окрестили Химерами и стали отправлять в специальные приюты, находившиеся как можно дальше от людских глаз. Чтобы скрыть это все от других стран, наша Империя Пурисимум, перекрыла все сообщение. Я уверена, люди за границей даже не представляют, что творится в этом аду.
Вскоре в приютах стало слишком много химер. Финансирование становилось все меньше, условия все хуже. Нас всех заставляли работать по двенадцать часов. Мы шили одежду, работали на заводах, следили за полями, на которых росли овощи и фрукты. Выполняли ту работу, которую отказывались делать обычные люди.
На то, что большинству из нас нет и пятнадцати лет, всем было плевать.
– Вы отбросы, нелюди, – твердили нам воспитательницы, наливая половник почти пустого супа. – Вы должны быть благодарны, что государство заботится о вас. Вы должны помогать содержать вас.
Тех, у кого были дополнительные способности вроде огромной физической силы, быстрой реакции или острого слуха – их эксплуатировали больше других.
Мы никогда не болели. Два или три года назад весь город охватил страшный грипп, а мы продолжали работать. Раны заживали на нас быстрее. Но мы все равно могли легко умереть. Замерзнуть насмерть или упасть от истощения. Многие ребята так погибали.
Были те, кто решился бежать. У них была голубая мечта – пересечь границу и рассказать людям на той стороне, что происходит в Империи. Я не верила в сказки, что в других странах жизнь лучше. Но когда воспитательницы заболели, а надзор за нами упал до минимума, я сбежала из приюта, решив, что на улице выжить будет проще.
Отлов Химер учредили уже давно – они должны были находить брошенных детей и отправлять в приюты, но в скором времени у Ловцов появилась еще одна функция – уничтожение. Любой «Опасный» человек, найденный на улице, после проверки Прибором мог быть застрелен при сопротивлении или отправлен в специальную колонию, где с ним будут обращаться хуже, чем с животными в зоопарках.
Вот только в последнее время Ловцы плюют на закон. Они убивают всех, кто хоть немного кажется им опасным. Так произошло с Хеллом и Крисом.
– Вы не очень замерзли? – обращаюсь я к ребятам. Виктор качает головой и щелкает птичьим клювом. Он не умет говорить, хотя мы пытались его научить. Только какие-то непонятные звуки издает, стараясь передавать тональность.
Я