Поводом для очередного скандала послужили сороковины со дня убийства Григория Распутина, которого жена считала святым и, вспоминая о нём, до сих пор не могла успокоиться.
– Excuse me, Madam, I must go – вежливо сказал император, спокойно по-военному повернулся через левое плечо и вышел, проявив своё неудовольствие лишь сухим тоном и официальным обращением. Он не выносил скандалов, сам никогда не кричал и не терпел, когда на него кричали.
Да, он распорядился отпустить своего двоюродного брата Дмитрия, князя Феликса Юсупова и Пуришевича, которых арестовали по приказу императрицы после убийства Распутина. В отличие от императрицы он регулярно знакомился с результатами полицейской слежки и прекрасно знал, что поведение "святого старца" полностью соответствовало его фамилии. И если его убийц и можно было в чём-то упрекнуть, то только в том, что они не прикончили этого негодяя раньше! Скольких проблем можно было бы избежать. Он вспомнил, как полгода назад ему показали листовку из тех, которые немцы разбрасывали с дирижаблей на передовой. На ней был изображён кайзер Вильгельм, опирающийся на свой народ и он, Николай, опирающийся на детородный орган Распутина!
Царь сжал пальцы правой руки в кулак и вошел в свой кабинет, толкнув дверь несколько резче, чем обычно. Его взгляд наткнулся на портрет отца, висевший над столом, на котором Александр Третий стоял, взявшись согнутой рукой за край шинели и сжав её в кулак. Он невольно взглянул на свой кулак, который, по сравнению с отцовским, смотрелся как горошинка на фоне картофелины. Два аршина пять вершков – с детства его высокорослые дядья смотрели на своего коротышку племянника, удивляясь, в кого он мог уродиться, и называя его за глаза Ники-дурачком, имея ввиду умственные способности – также не очень высокие.
Настроение императора испортилось. Из стоявшей на столе стопки он взял папиросу, из кармана гимнастёрки достал мундштук в золотой оправе, вставил в него папиросу, щелкнул настольной зажигалкой и с наслаждением закурил. Стопка была золотая, отделанная по краю бриллиантами, зажигалка – из золочёной бронзы в виде пожарника, держащего в руке факел, из которого и вырывалось пламя. Папиросы были набиты ароматным турецким табаком, который успокаивал, помогал держать себя в руках. А поскольку нервничать приходилось часто, то и курил царь много.
Ники нажал на кнопку электрического звонка, вызывая камердинера.
– Алексей Егорович, идём на прогулку, – сказал царь, кивнув на стоявшие на подставке в пирамиде ружья.
Камердинер склонил худую с залысинами голову.
– Изволите взять Лебо или Дарна, Ваше императорское величество?
– Лебо, – коротко ответил Ники, предпочитавший сделанные на заказ бельгийские бескурковки.
Через несколько минут по обширному заснеженному парку возле Александровского дворца шла процессия, состоявшая из императора с ружьём на плече, следовавшего за ним камердинера с запасным ружьём в руках и державшимися в трёх саженях позади двумя охранниками. Перейдя по мосту через Фасадный пруд, они свернули налево и вскоре вышли на главную аллею, направляясь в сторону Арсенала и Ламского павильона. Зима 1917 года была снежной и умеренно-морозной. По обе стороны аллеи возвышались валики снега; тёмные, почти чёрные, стволы и ветки дубов и лип расчеркивали серое небо. Император внимательно вглядывался в кроны деревьев, продолжая размышлять об отношениях с женой.
Правы были родители, отговаривая его от женитьбы на Аликс. Мать и отец терпеть не могли как Германию, в которой она родилась, так и Англию, где она воспитывалась. Почему он так упорно наставал на этом браке? За эти годы он не видел ничего, кроме бесконечных скандалов, истерических припадков и постоянных жалоб на плохое здоровье. Сын, наследник, родившийся после четырёх дочерей, оказался неизлечимо болен и постоянно балансировал на грани жизни и смерти из-за гнилой гессенской крови. Высокомерное поведение императрицы, её нежелание считаться с чьим-либо мнением и обычаями двора вызвали единодушную ненависть придворных, а в армии, воюющей против германцев, распространялись слухи об измене императрицы. Английские газеты прямо обвиняли супругу императора в том, что она выдала немцам время и маршрут следования крейсера HAMPSHIRE, который был взорван немецкой подводной лодкой, и на котором погибла направлявшаяся в Россию военная делегация во главе с военным министром фельдмаршалом лордом Китченером. До ладно бы газеты! Но ведь и сама Аликс писала ему: "По мнению нашего Друга для нас хорошо, что Китченер погиб". Да чтоб ей провалиться вслед за этим Другом, Распутиным!
Нет, так не годится. Грех так даже думать. Он не Иван Грозный, который не задумываясь заточал нелюбимых жен в монастыри, а некоторых так вообще