Что же происходит с именем генерала? А может быть, этот вопрос необходимо опрокинуть в самих себя, глубже, чтобы он зазвучал еще и так: что же происходит с нами?
Жизнь человеческая конечна и до обидного коротка. Еще более короткой бывает память об умершем. Но есть судьбы, над которыми время теряет свою магическую власть и всепоглощающую силу, ту власть и силу, которая сродни слепой и неумолимой силе земли, дерна, со временем способных даже величайшую цивилизацию с ее развитой культурой превратить в ничем не примечательный пустынный рельеф.
Живую суть имени генерала М. Г. Ефремова возвысила его смерть. Его трагедия. Его стенания и страдания, которые слились со стенаниями и трагедией в вяземских и юхновских лесах двенадцатитысячной его армии.
Русский философ Борис Петрович Вышеславцев, много размышлявший об этике долга и этике творчества, писал: «Трагизм не убивает, а очищает, даже восхищает. В этом чудо трагизма: как может трагедия, т. е. гибель и смерть, восхищать и быть прекрасной? Странная диалектика трагизма состоит в том, что гибель героев и мучеников она превращает в победу, что конец она превращает в начало чего-то иного, – что в «безвыходности» она предчувствует выход. Трагизм как бы вырывает из жизни, из плоскости быта и ежедневности. В этом есть скрытая радость и упоение. Радость состоит в том, что в трагизме дух, т. е. подлинное глубинное «я», впервые переживает и сознает свое царственное достоинство, свою абсолютную свободу от всех низших ступеней бытия, от всякой природы, от всякой необходимости. Но это особое достоинство и особая свобода: она принадлежит только тому, кто готов пройти через трагизм, кто имеет абсолютное мужество не дрожать за жизнь. Кто не боится «угрозы гибелью» – тому дан «залог бессмертия».
Такова природа нашего пристального и, я бы сказал, почтительного интереса к личности генерала.
Но нам еще предстоит ответить и на второй вопрос: почему же именно нас и именно теперь так волнует эта трагическая личность? Ведь были в истории Второй мировой войны и другие эпизоды с другими героями, которые каким-то образом можно приложить к нашим размышлениям. Были герои и в нашей армии, и в другой.
В январе 1943 года, когда под Сталинградом судьба 6-й армии Паулюса была уже решена, когда немецкие генералы, находившиеся в котле, подчинившись року, ждали прихода советских автоматчиков, чтобы передать им свое личное оружие и тем самым смиренно принять статус военнопленных, – в эти самые минуты у железнодорожной насыпи южнее устья реки Царицы командир 71-й Нижнесаксонской пехотной дивизии, вытащив из окоченевших рук замерзающего солдата карабин, стоял во весь рост, не пригибаясь и не прячась, и стрелял в сторону наступающих до тех пор, пока пулеметная очередь не сразила его. Тем последним сражающимся солдатом 71-й Нижнесаксонской пехотной дивизии был генерал-лейтенант фон Гартман. Кто из немцев помнит о нем?! Нам-то незачем восхищаться чужими подвигами… Но и немцы не помнят о генерале Гартмане. Однако они воздали почести героизму и мужеству генерала М. Г. Ефремова, отметив, что командующий и его солдаты «дрались как львы».
И я думаю, что настало время, когда наша народная мыслящая душа вызрела настолько, что может чувствовать необходимость размышлять о последних днях жизни генерала М. Г. Ефремова и его смерти в рамках тех этических и даже религиозных воззрений, в которых она рождена и воспитана. Как ни парадоксально это может прозвучать в приложении к конкретному человеку, который в своих приказах по армии столь широко и вольно применял большевистскую риторику. (Все дело в том, что в те годы большевизм цементировал русскую государственность. А в годы войны ее цементировал русский характер. Но это уже другая тема.)
И видимо, обретя только такую степень внутренней свободы думать и чувствовать, мы сможем наконец уловить ту ноту звучания прошлого, собственно истории, которая и поможет нам пристальнее всмотреться в это прошлое, чтобы понять настоящее. Всмотреться во все причины и следствия, в каноны и кануны. И почувствовать наконец природу своего восхищения, той «радости упоения», о которой говорил философ.
Есть некая закономерность того, что этот пристальный взгляд в прошлое, это осознанное внимание к голосу из 1942 года, это восхищение перед «царственным достоинством духа» происходит именно сейчас, когда страна и общество переживают нелегкие обстоятельства исторического разлома, когда многое из повседневной жизни современника может быть приложимо к тем обстоятельствам, в которых действовал наш герой и его солдаты.
И последнее, о чем необходимо сказать несколько слов, – это собственно название книги и то, почему она названа «АРМИЯ, КОТОРУЮ