– Когда оно будет, это «потом»! – остановился артист. – Ну ладно, хотя бы передай привет отцу и матери.
Самад пошёл дальше: его дача, вернее, дача его родителей, была неподалёку: минут двадцать ходьбы. Когда он вернулся туда, во дворе ещё тлел костёр, повсюду были разбросаны увядшие цветы, перья, окурки, серпантин. Он вошёл в дом через ближайшее окно, хотел включить свет, но услышал страстные стоны, доносившиеся из соседней комнаты, возню, скрип кровати, бормотание. Самад узнал голос Моисея. Томные стоны он тоже узнал.
– Катерина! – Он сел на диван, потом лёг на бок, сложив руки на груди и сжав кулаки. Так, одетый как стиляга, он лежал, уставившись в стенку, слушая любовные причитания, звуки поцелуев и сопение. Казалось, тело его светится через одежду, как лампа через абажур. Потом послышались шаги и всхлипы из ванной. Плакала Катерина. Рыдала. Потом снова возня и ласковый басок Моисея. Слышно было, как оставшиеся на даче люди собирались перекусить, снова загремела музыка. От недосыпа глаза Самада были красные, и когда вошла Катерина и тихо позвала: «Пойдем…» – он сказал:
– Глаза режет.
– Ты давно пришёл?
– Да.
– Ну… – растерялась Катерина, – что?..
– Всё хорошо, – Самад не шевелился, и его удивил собственный голос, в котором не было ни капли волнения.
– Только не ври хоть мне! – вдруг крикнула она с отчаянием.
– Иди, пей чай. Пейте там чай. Меня тянет рвать. Иди.
Она ушла сквозь стены и закрытые двери его дачи, сквозь садовые деревья и высокий забор соседа, как привидение. Он так чувствовал и не смотрел ей вслед.
…Самад очнулся на полу опустевшей дачи от удушья, закашлялся, и из вскрытой вены снова полилась кровь. Он машинально разжевал и проглотил таблетку, чтобы унять кашель, и уставился на кровь вокруг себя:
– Бык! – почему-то сказал он и увидел своё бледное, всклокоченное отображение в зеркале. – Фу! – продохнул он, хотел встать, но комната плыла перед глазами, и земля уходила из-под ног, хотя кашель прекратился и кровь больше не лилась. Он на четвереньках подобрался к дивану, набрал по телефону 03:
– Скорая, – сказал он еле слышно, – здравствуйте, девушка. Алло! – изо всех сил крикнул он. – Я говорю, тут один псих скоро подохнет! Вскрыл вены! Приезжайте, может, откачаете. Вскрыл вены, говорю!.. Тут спрашивают, как тебя зовут, ублюдок? – обратился он к своему отражению в зеркале, – А?! Как зовут, спрашиваю? – потом устало ответил в трубку. – Не знаю, девушка, я… забыл его имя. Он молчит, говорю, а я забыл его имя…
Дипломы об окончании университетского курса вручал ректор. Среди аплодирующих преподавателей стояла мать, грустный отец был среди представителей власти. Брат хлопал в ладоши в кучке аспирантов и выпускников, уже получивших документы. После Самада диплом вручили Катерине, которая училась с ним в одной группе. Заметив, что Самад уходит, она догнала его почти у выхода из банкетного зала:
– Ты не останешься на банкет?
– Я сыт.
– А куда тебя распределили?
– На