– Почему он не попросил убрать со стола, прежде чем это сделал? – возмутилась она, когда служанка прибежала с роковой вестью и отвела нас в столовую. – Знал же, что его найдут посреди объедков. Ох, Иосия…
Поскольку матушка крайне редко называла отца именем, данным ему при крещении, сразу стало ясно, что она потрясена и раздавлена.
– Он кажется таким умиротворенным… – деликатно сказала я. Отец и правда выглядел как человек, испытавший глубокое облегчение, будто он с радостью принял смерть, хоть та и застала его за скромной трапезой. Эта мысль помогла мне стерпеть ужасную, мучительную боль утраты.
– О, Эфимия, если бы только твой отец…
– Он ничего не мог поделать, – резонно заметила я.
Мать надменно вскинула бровь:
– Не перебивайте, юная леди, это неприлично. Я собиралась сказать: если бы только твой отец не стал викарием.
– Думаю, матушка, он принял решение вполне осознанно.
– Ничего не могу сказать, это было до меня. – Она помолчала и тряхнула головой. – Нет, сами мы не справимся. Придется написать твоему деду.
– Я буду только рада, если он предложит нам помощь, но вы пишете этому человеку всю мою сознательную жизнь, матушка, а он ни разу не соизволил ответить.
– Не «этому человеку», Эфимия, а твоему родному дедушке.
– Он никогда не был мне настоящим дедушкой. – Я не хотела, чтобы эти слова прозвучали резко, но горе, лишившее меня сдержанности, распорядилось по-своему.
– Вся в отца, – буркнула мать и вышла из столовой.
В свои восемнадцать я, скромная девушка с густыми блестящими каштановыми волосами и умными серыми глазами, опасалась, что мне далеко до маминого идеала хорошей дочери и никогда к нему не приблизиться. Нас с ней разобщили долгие часы, проведенные мною в отцовском кабинете, где он старался передать мне все свои познания об окружающем мире, а еще учил аналитически мыслить и понимать то немногое о человеческой душе, что ему самому удалось постичь за время службы священником. Матушка же считала, что интеллект «нужен юной леди как пара копыт и примерно так же привлекателен». Однажды я позволила себе заметить, что копыта да с подковами могли бы порой очень пригодиться для прогулок, и мой отец вынужден был молча стоять в сторонке, пока матушка отсылала меня спать без ужина.
Родители не были так уж близки, но без отца наше будущее в один миг сделалось опасно зыбким. На следующий же день после его смерти от епископа пришло извещение о нашем выселении. Так что, пока матушка скорбела у себя комнате и продолжала одностороннюю переписку с моим дедом, я, со своей стороны, развила бурную деятельность – взялась рассылать письма в разные поместья с просьбой нанять меня в услужение. Не знаю, откуда возникла эта идея – наверное, из самых глубин отчаяния. Но не могу не признать, что в тот момент определенную роль сыграл и дух романтизма, который мне так и не удалось истребить в себе, хотя я прекрасно видела, во что превратился брак моих родителей, заключенный по любви.
Разумеется, я приняла меры предосторожности, чтобы сохранить свою личность в тайне – попросила присылать ответы на адрес ближайшего почтового отделения и подписалась вымышленной фамилией. Служительнице почты я сказала, что забираю письма для своей кузины, которая скоро к нам приедет. Такая вопиющая ложь стоила мне бессонных ночей, но я не сомневалась, что все пройдет гладко и обман не обнаружится. Тем не менее, когда после целого вороха резких отказов пришло нечто похожее на положительный ответ, у меня возникло желание пойти на попятную – ведь нужно было еще как-то рассказать обо всем матери…
Секрет мой раскрыл малыш Джо. Я сидела в спальне, размышляя, что из пожитков взять с собой в дорогу, когда у меня в руках будет приглашение на работу. Дверь вдруг распахнулась, и мой братец рыбкой нырнул под кровать.
– Прости, Эффи! – выпалил он оттуда. – Я не хотел тебя выдавать!
И немедленно из холла донесся голос матери:
– Эфимия Мартинс! А ну живо спускайся!
Я наклонилась и заглянула под кровать – братец тотчас метнулся в самый дальний угол с проворством паука, удирающего от веника.
– Джо, что ты натворил?
– Я не нарочно! Мама все говорила о том, как же нам дальше быть, и сказала, что от тебя никакого толку, потому что ты сиднем сидишь у себя. Я подумал, это несправедливо, и выболтал твой грандиозный план.
– Грандиозный план?..
– Я прочитал одно из твоих писем. По-моему, это гениальная идея, Эффи. Так ты сможешь познакомиться с каким-нибудь богатеньким дворянином, он в тебя влюбится и подарит кучу всяких драгоценностей, и еще большой дом. Ведь ты этого заслуживаешь, Эффи, больше всех в мире! Знаешь, для сестры ты очень даже симпатичная. Может, у тебя будет столько денег, что ты купишь мне тех деревянных солдатиков, которых папа обещал подарить на день рождения.
– О Джо! Когда же ты перестанешь совать нос в чужие… – Я не договорила, услышав скрип ступеней – мать в тяжелом траурном платье поднималась