– Андрей? – удивленно и невольно радуясь старому знакомому, отозвался Фред и ответил на горячее пожатие.
– Тебя не узнать! Сколько в тебе… шарма! – сказал Андрей, оглядывая приятеля.
Фред смутился и тут же почувствовал, что эта встреча из прошлого ему неприятна.
– Как ты? Чем живешь? – тараторил Андрей.
– Да так, потихоньку все, работаю. А ты как? – спросил Фред, видевший, что Андрею не столько интересно узнать про его жизнь, сколько не терпится рассказать и похвастаться своей.
– Да я все тоже неплохо устроил. Вот с Маринкой (ты ее помнишь, наверное? Хвалынина) уже четырнадцать лет живем, воспитываем двоих детишек.
Фред не сдержал удивленного возгласа: чтобы этот проныра и активист остановил свой выбор на одной даме, было невероятно. Поняв причину удивления Фреда, Андрей шутливо прибавил:
– Ну, мы так близки, что можем позволить себе обоюдную неверность. Новые правила, новая жизнь, приходится приспосабливаться.
При этих словах Фред сдвинул брови к переносице, но сдержался и не скривил губы в неприязненной гримасе. Он решительно не понимал этого «нового времени» с его совершенно абсурдными представлениями о счастливой жизни.
– А кем ты работаешь? – спросил Фред, чтобы нарушить затянувшееся неловкое молчание.
Андрей оживился:
– У меня свое дело, небольшое, но на жизнь вполне хватает. У нас компьютерный сервис, занимаемся ремонтом, заменой частей, операционку лечим и так кое-чего. Крутимся, вертимся, стараемся.
– Ну не беда, что небольшое. Главное, счастлив? – с улыбкой спросил Фред.
Мгновение его приятель колебался, но тут же широко улыбнулся и весело ответил:
– Вполне! Работа есть, жена есть, дети есть, отдых по расписанию, воспитание детей по образцу. В общем, все схвачено как по нотам, чего же еще желать?
Слова Андрея звучали искренней радостью за свою судьбу.
– Хе, вызов, – сказал Андрей, доставая телефон. – Надо бы как-нибудь свидеться.
И не обменявшись ни телефонами, ни адресами, они распрощались тепло, но торопливо, и разошлись.
В первые секунды Фреда неприятно поразило, что этот человек, которого он хорошо знал когда-то, абсолютно счастлив своим таким обычным положением. Он располнел, фигура его разбухла, на постаревшем лице проявились признаки лености. Он обзавелся семьей, женившись на девушке, которую никогда сильно не любил и, презрев все возвышенные идеалы, самым постыдным образом счастлив положением ничем не связанного мужа и отца. Фред помнил его еще совсем юнцом, неоформившимся, но подававшим большие надежды человеком, который хоть и не говорил никогда о своих грандиозных планах на эту жизнь, но никогда образ Андрея не вязался в его представлении с такой серостью. Он не мог толком объяснить себе, что именно было «серым» в жизни его старого приятеля. Фред знал людей, которые жили точно так же: тихо делали свое дело, не претендуя на баснословные высоты, тихо воспитывали детей, из года в год придерживались одного и того же заведенного порядка, но они были созданы для такой жизни изначально, они действительно были счастливы, они были нормальные, но не серые. «Может быть, Андрей всегда был мне симпатичен, и поэтому я не мог его никогда понять?» – подумал Фред.
Неприятный осадок, оставшийся от минутного разговора, все больше и больше раздражал Фреда. Он не мог объяснить себе, что послужило источником этого раздражения, и от этого раздражался еще больше. Постепенно мысли его сместились в сторону его собственной жизни. «А кто я в этом мире? Где мое счастье? Мое место?» – повторял про себя Фред. Неожиданно для него самого в голову пришла простая, но болезненная мысль, и вслед за ней горькое чувство невозможности заново прожить уже прожитые годы. Он подумал, что как-то не так распорядился этими прожитыми годами, что его жизнь сложилась не так, как должна была сложиться. Хотя как она должна была бы сложиться, он тоже не мог сказать. Фред не понимал, что именно он не сделал из того, что должен был сделать, но чувствовал, что чего-то не хватает, что-то было им упущено.
Это навязчивое ощущение недовольства было мучительно. Фред чувствовал, как где-то глубоко внутри, в области сердца, это недовольство разливается по грудной клетке и словно сдавливает сердце, душит его. Он сделал несколько глубоких вдохов, постарался расслабить живот, но ощущение не отступало, теперь Фред чувствовал себя в плену у своего тела: в ответ на ощущение в груди у него мелко задрожали руки, в глазах потемнело, ему сделалось неуютно и захотелось скрыться куда-нибудь. Он прислонился к стене дома, чтобы облегчить свое состояние, и в который уже раз подумал, что ему надо обратиться к врачу.
Люди шли мимо него, кто-то проходил так близко, что Фред ощущал на своем лице и голой руке прикосновение холодного воздуха, шлейфом следовавшего за проходившими. Он смотрел на этих идущих мимо людей, и ему казалось, что он понимает их, что отчетливо видит их положение. Постепенно он словно удалялся от них, отстранялся, как будто смотрел на них сквозь толстое приглушающее звуки и отдаляющее их фигуры стекло. Все