Издав негодующий рёв, человекобык ударил ребром щита, угодив точно в голову моего господина. Шлем его погнулся, а забрало зашаталось. Монстр бросился на оглушённого воина, тараня его своим чугунным лбом. Он поддел его рогами, а затем подбросил вверх с такой силой, что воин улетел прямо за могучую спину чудища. К падению рыцаря наземь зрители не остались равнодушны – кто-то вскочил с насиженного места, иные приложили ладони к устам, другие шумно вздохнули. И я разделил с толпой то беспокойство, которое охватило её – я нервно ухватился за прутья решётчатых ворот и дёрнул их на себя, словно бы бушующей во мне тревоги было достаточно, дабы вырвать их и прийти на выручку.
Минотавр занёс своё мощное копыто над головой воина, однако тот успел откатиться в сторону, правда далось это ему с трудом. Между тем, благодаря этому манёвру, у рыцаря появился шанс нанести хороший удар монстру, и он им воспользовался, вонзив меч в живот чудища.
Скотоподобная тварь издала надрывный рёв и воздев копьё вверх опустила его на рыцаря, однако тот успел закрыться щитом. Удар был такой силы, что точёный наконечник пробил и защиту, и предплечье рыцаря.
Уж не знаю, какими усилиями Лев совладал с болью и не поддался минутной агонии, но как-то ему это удалось. Собрав остатки своих иссякающих сил, рыцарь придал мечу в другой руке более удобное положение, а затем нанёс колющий удар, направленный точно в мускулистую бычью грудь. Цель была достигнута – минотавр замер на мгновение, а затем замертво рухнул на землю.
Победу рыцаря зрители привечали пылкими аплодисментами и звенящим свистом. Герольд, следуя традиции, скрасил подвиг Льва хвалебной песенкой, которую я пропустил мимо ушей.
Уже через несколько минут я и мой сэр были на пути к лазаретной палатке. Благородный лев шёл медленно опираясь на меня, несущего его меч и щит.
Лазарет привечал нас специфичным коктейлем из запахов, который вобрал в себя смрад крови, пота, отдушину трав и мускус настоек. Однако, ароматы лазарета были последним, на что я тогда обратил своё внимание.
В этом куполе из плотной ткани слышались стоны и крики десятка рыцарей, изувеченных различными способам, и в разной мере тяжести. Отсечённые конечности и свежие кровавые культи, разъеденная кислотой плоть, отслаивающаяся кожа, выбитые зубы, торчащие наружу сломанные кости – вот то, что тогда завладело моим вниманием. Неприкрытые страдания всегда были одним из тех элементов, которые приближают смертного к чёрствой реальности. И, созерцая их в ту минуту, я начал понимать, что вот она – жестокость беспощадной реальности, царствующая за стенами моего родного дома. Вот жертвы, принесённые