На каникулах их лингвистический класс должен был посетить книжкину неделю во дворце пионеров. Не пойти было нельзя, да ей и самой хотелось сходить во дворец. Пионеров сто лет как нет, а дворец жив. «Абсурдистский конструктивизм! − восхищалась классная Алевтина Ивановна. – Это вам не какой-нибудь хайтек и постмодерн!» Классная любила вставлять жанровую принадлежность везде, где надо и не надо. Например, Марина любила смотреть фильмы. Ей и дела не было до того, что фильмы ужасов − низкий жанр. Триллер и ужасы – плохо? То есть «Психо» – низкий жанр?! Да это революция в кинематографе – везде так пишут: фильм ужасов-нуар, шедевр, входит в десятку, сотню лучших. Марина это всё высказала на факультативе. Но классная сказала, что современные фильмы ужасов всё равно – дрянь, а классика есть классика, к классике она, Алевтина Ивановна, претензий не имеет. Ну ладно: Хичкока Марина в глазах одноклассников реабилитировала. А классная − точь-в-точь как та иссохшая мумия из фильма, а ещё факультативы ведёт по театру и кино – бред.
Если разобраться, то детская книга – тоже бред. Она, Марина Любушкина, − не ребёнок, сколько себя помнит, детское не читала. (Если только по программе заставляли). Марина обожала детективы, их дома − полки, полки. Бумага жёлтая, буквы мелкие – это хорошо, можно долго книгу читать и не кончается, не то, что современные: кирпич, а прочитываешь за два дня. Детективы скупал папа, оставил ей «наследство». Глянцевые обложки, с дикими уродцами, но переводы приличные. «Советская школа перевода, − говорил ей папа. – Не то, что сейчас гугл-переводчик». Детективы – Маринино всё. Марина всё-всё во взрослой литературе понимает. Но классная так не считает, ведёт во дворец на экскурсию их шестой лингвистический «А», заодно посмотреть на книжки для детей. Ну и норм. Там во Дворце много всего, и – главное!− спортивный корпус. Марина давно хотела там побывать. Во Дворце же гандбольная секция, Марина гандболом заинтересовалась после песни «Сплина». «Мама мы все больны гандболом». Марина как раз в больнице после отравления лежала, а эту песню по радио крутили по три раза в день.
− Ну что, Любушкина, и гиде твоё платьишко? – презрительно лыбился в гардеробе первый красавец класса Киса (первый придурок в рейтинге Марины). Киса был смугл, черняв, маленькие чёрные, как у крыски, глазки, мясистый нос-шнобель – овал лица как у всех героев сериалов сразу.
Зачем только она сто пятнадцать раз хвалилась историей про бутик и про то, как папа дал ей двадцать тысяч на платье?! Сегодня она специально, напоказ, оделась в «рваньё»: рваные (это слякотной весной-то!) джинсы, клетчатую рубашку. Из дома-то она уходила в нормальных «цивильных», по выражению мамы, джинсах. Но все портки снимались в лифте или на лестнице. Марина стала метеором по части переодевания джинсов, брюк и непромокаемых штанов – всего того, что её заставляли надевать дома. «Марток – надевай семеро порток», − из года в год повторяла бабушка. Бабушке дай волю, она и десять заставит натянуть.
Кису на самом деле звали Валера Киселёв. Кличку Кисель он ненавидел. Марина сделала каменное лицо:
− Заткнись, Кисель. Я не в ресторан пришла, а на неделю, блин, книги. детской книги!
Киса в ответ уставился глаза в глаза, не мигая.
− Под Хаоса закос?
Марина обожала Хью Лори. Она и театр поэтому ненавидела. Театр может быть только в Англии. Лучше Хью нет никого.
Марина моргнула, смахнула предательскую, от напряжения, слезу. Киса победил.
Киса кошачьими повадками был противоположностью Хью Лори. Тот англичанин, настоящий актёр, трагик и комик, в «Дживсе и Вустере» ещё и миллионер, аристократ, а Киса – сын кассирши супермаркета. И ничуть этого не стесняется. При этом он не беден, не то, что Марина. Точно ни на зарплату мамочки живёт.
− Да, Марин, где же платье-то, которое вы с папой покупали? – спросили и одноклассницы. Марина ненавидела лицемерных девчонок из класса, приходилось врать и лицемерить им в ответ
−