Дэниел завещал похоронить его сердце в Риме, а тело на родине, в Дублине, что и было исполнено благодарными согражданами.
Не хотел бы я, чтобы мое сердце было похоронено в Риме. О, нет! Только не Рим. А родина моя далеко.
«Моя родина там, где моя вера», – думал я когда-то. Это неправда. Вера у каждого при себе, внутри. А родина… Я бы завещал ей свое сердце. Только не думаю, что соотечественники примут этот дар. И памятник вряд ли воздвигнут…
Памятник мне поставили милосердные сестры.
Скупая надпись на нем гласит: «Установлен сестрами милосердия в память преподобного Владимира Печёрина, в течение 23 лет бывшего капелланом госпиталя Милосердной Матери. Скончался 17 апреля 1885 года в возрасте 79 лет».
«Установлен сестрами милосердия в память преподобного Владимира Печёрина, в течение 23 лет бывшего капелланом госпиталя Милосердной Матери. Скончался 17 апреля 1885 года в возрасте 79 лет»
Преподобный Владимир Печёрин – это я.
Нашел-таки успокоение в чужой земле неугомонный скиталец. Под каменным крестом на стриженом ирландском газоне…
Так поэтично, правда?
Да только это не вся правда.
На самом-то деле меня здесь нет.
Как это? – спросите вы.
А вот так.
Могильная плита есть, и надпись на ней есть. А под плитой – пусто.
Это всего лишь символ. Кенотаф.
И ничего удивительного. Со мной всегда всё не так.
Вот, взять того же О’Коннелла. Ну да, сердце его хранится в церкви Святой Агаты в Риме, но тело-то – здесь, в Гласневине. И останки четырех его сыновей рядом.
А моя могила пуста. Как так получилось? Где же я – настоящий?
Хотите знать?
Ну, тогда вам придется выслушать историю моей жизни, иначе не понять.
А история длинная, как и сама жизнь. И такая же запутанная.
Знаю, в ваши времена длинные истории не в чести. Нашлепали на смартфоне «ты где? – я на тусе – удачки – и тебе». И все. Типа пообщались. До встречи через год. Так? Нет?
Мне ведь отсюда все видно.
А я не осуждаю. Какие времена – такие нравы.
Мое время тоже было совсем не идеальным.
Повздорят иной раз парни из-за пустяка, распетушатся. Один другому – перчатку в рожу. А потом при свидетелях из пистолетов палят друг другу в лоб.
Это, по-вашему, умно?
По мне так дурацкий обычай. Остаток безурядицы и изуверства средних веков… Уж лучше по смартфону…
Ну ладно, ладно, это я так, разворчался. Старый человек, мне простительно. Просто не знаю, с чего свою историю начать. Сначала – так длинно выйдет, с середины – непонятно.
А с другой стороны… куда спешить? Если вы спешите – так закройте эту книгу, идите, делайте свои дела.
А мне спешить некуда. У меня впереди вечность. Здесь целый век как единый день. Так что начну от начала. С того самого дня, когда родоначальник моего семейства впервые вступил на русскую землю.
Легенда о Меркурии
Кому-то гордый сокол,
парящий в поднебесье,
неволе покорившись,
на руку кротко сядет.
Погода окончательно испортилась. Свинцовое небо плачет мелкими слезами. Дороги, и без того ухабные, расплылись, превратились в жидкое месиво. Лошади с трудом вытаскивают копыта из вязкой грязи. Противные пальцы холода так и лезут за воротник.
По ночам холод сгущается, покрывая лужи коркою льда.
Поначалу Андреа посмеивался над рассказами о страшной Гиперборее, за которой-де конец земли, и где царит вечный холод, а из лесных гнезд вылазят неведомые звери.
Ничего тут такого.
Земля как земля.
Ну, лес погуще, подремучее, да солнце похолоднее, реже проглядывает через облака. Эка невидаль? В Тироле тоже в горах зябко, а на перевалах случаются снежные заносы.
Чем дальше углублялись они в землю Гиперборейскую, тем чаще вспоминались те рассказы и предостережения.
После нескольких месяцев езды по дурным дорогам, по минованию стольких рек и речушек, будто бы отделяющих один круг ада от другого, в каждом из которых солнца становилось все меньше, пока оно вовсе не скрылось за толстой кошмой туч, а холод стал пробирать до костей, хоть всю одежду на себя напяль разом, – Андреа уже не казалось досужей выдумкой, что там, впереди – край вечной зимы, где любое сказанное слово не растворяется в воздухе, а застывает в виде облачка и висит, так что его можно не только слышать, но и видеть и даже потрогать рукой!
Холодными ночами, спрятавшись в укрытии из веток, дорожных коробов