Так вот. Сижу я на химии, которая мне не интересна ну совершенно, и вдруг слышу крик. Шероховатый юношеский голос – видимо, только началась мутация. А остальные его не замечают. Меня всего передернуло.
– Поленов! Может, ты меня все-таки послушаешь?! Если тебе настолько противен мой урок, прошу за дверь!
Я не очень понял, что сейчас пыталась донести до меня химичка, но мне очень хотелось посмотреть и послушать, что же происходит в кабинете напротив, поэтому я только промямлил в ответ:
– Можно выйти?..
– Да уж пожалуйста! И будь любезен, не возвращайся на эту пару сегодня!
Я опять не понял, почему она так разоралась, но, уловив из всей тирады ключевое слово «да», спокойно вышел.
Я наконец увидел кричащего. Это был подросток лет 12-13. Прислонившись к стене, и, похоже, совсем меня не замечая, он прерывисто дышал и глотал слезы, параллельно зажимая левой рукой сильно кровящий порез на правой.
– Покажи, – я даже не надеялся на исполнение просьбы.
Но мальчик послушно убрал здоровую руку. Я увидел глубокую кровоточащую колотую рану. Учитывая то, что крик был слышен из второго кабинета химии, скорее всего, в руку попал осколок колбы или пробирки. В голове застучала мысль – надо отвести его в медкабинет.
– Пошли в медпункт!
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Пойдем. Надо обработать рану.
Мальчик молча встал и подошел ко мне.
– Ты что, немой? Почему ты не разговариваешь?
Меня это стало уже бесить.
– Нет. Просто мне больно.
Да, этот парень слишком немногословен. И с сего я взялся помогать ему?!
– Ты знаешь, где медицинский у нас в школе?
– Нет. И он называется медпункт.
Ну и зануда…
– Короче, ты не в курсе. Ладно, пойдем.
Мальчик пошел за мной вниз по лестнице.
– Ты, это… рану рукой прижимай, а то будет… потеря крови!
– Рука не помогает. А я не дурак.
На глазах мальчика опять появились слезы, и он отвернулся.
У меня на футболку была накинута кофта. Совершенно не думая о том, что скажут предки, увидев окровавленную толстовку, я снял ее и подошел к мальчику.
– А тебе не жалко?
Я улыбнулся, покачал головой и повязал рукава кофты ему на рану.
Так мы в полной тишине дошли до медпункта, периодически поглядывая друг на друга. Когда пришли, мальчик вдруг отвернулся к стене и тихо сказал:
– Я не пойду.
– Почему?
– Меня мама прибьет, она мне не разрешает делать опыты на химии, а у меня рубашка порвана и еще следы от реактива остались
Я удивленно посмотрел на мальчика:
– Это просто глупо!
– Может быть. Но она хочет чтобы я стал переводчиком и запрещает мне углубляться в естественные науки.
– Ну, слушай…
Я судорожно перебирал в голове варианты ответов на это. Очень странная мать. И как его поддерживать?
– Попроси не рассказывать! Сегодня Любовь Алексеевна, она поймет, – с жаром говорил я, – а рубашку отнеси завтра к Алисе Васильевне, она зашьет так, что вообще не будет видно!
Может, тут я и переборщил, но мне почему-то очень хотелось успокоить этого мальчика, который несколько минут назад казался мне черствым занудой. А ему просто было больно…
Мальчик повернулся и посмотрел на меня взглядом, полным слез и доверия.
– Это точно? – спросил он.
– Да. Сто процентов.
Мальчик открыл дверь кабинета.
– Ой, да… я забыл… – он развязал кофту и смущенно протянул ее мне. Кофта была вся в крови.
– Ладно, иди. Удачи! – я улыбнулся.
Мальчик вошел в медкабинет.
Минут через семь мальчик вернулся с повязкой на руке.
– Спасибо, – сказал он мне.
– Тебя как зовут?
– Костя… – костя почему-то смутился.
– А меня – Валера.
– Знаешь, Валера, извини, что нагрубил сначала…
– Да ничего… нормально все.
– Ты из-за меня урок прогуливаешь, да?
– Не-а. меня выгнали. ты сам-то идешь?
– На урок? Нет, конечно! – выпалил Костя.
– Почему?
– Когда мне в руку осколок попал, я заплакал. Все смеяться будут…
– А как это вообще допустили?
– Учитель вышел и оставил нас одних на практической работе.
– И никто его не позвал?
– Конечно, нет. Это выглядело бы очень глупо, и все смеялись бы надо мной. В смысле, еще больше.
В коридоре повисло неловкое молчание.
– Ладно,