Окончившаяся час назад операция прошла неудачно. Однако её результат не был предан огласке, он не мог опечалить родственников умершего, вызвать слёзы его близких, а также он не мог повлиять на карьеру оперировавшего врача.
Ненадолго отвлекшись от невеселых мыслей Виктор, тот самый врач, стер с кафельной плитки последнюю каплю крови.
У его пациентов не было родных, близких и даже имён. Были только номера – ничего не значащие цифры, скрывающие под собой сломленные судьбы, ожесточившиеся сердца и ненавидящие мир умы.
Пациентами Виктора были преступники: нарушивших закон воры, убийцы и мошенники, душевнобольные маньяки, предавшие интересы государства диссиденты.
Эти люди, по той или иной причине оказавшиеся в поле зрения государственной машины, представляли собой крайне разношерстную человеческую массу, объединенную лишь одним: засекреченным научно-исследовательским институтом.
Он располагался в непосредственной близости от тюрьмы, и новоприбывших заключённых доставляли туда для медицинского осмотра.
Тех, кого Виктор, ставя галочку в нужной графе и свою подпись в смотровом листе, признавал здоровыми, безопасными и «бесполезными» ждали общие камеры и работа на благо государства на срок, определенный приговором суда.
Заключенных, имеющих отклонения в состоянии здоровья, подвергали всем прелестям отечественной медицины, после чего отправляли в общие камеры. А вот «полезных» ждала совсем другая судьба. Этим термином в НИИ называли людей, представляющих интерес для науки. За время работы Виктору попались 6 маньяков, 2 диссидента и 3 вора, чьи особенности привлекли внимание учёных и удостоили своих обладателей права называться «полезными».
Виктор до сих пор с ужасом вспоминал, как ему приходилось быть ассистентом на изъятии мозга у маньяков. В то время заведующим НИИ был старый злой профессор. Он терпеть не мог молодых и талантливых как он выражался «выскочек» и всеми путями выживал из института коллег, имеющих шансы получить его должность.
После ухода профессора на пенсию Виктор стал заместителем заведующего НИИ. Новая должность позволила выбирать наиболее приемлемый род деятельности и Виктор с радостью взялся за проведение экспертиз прибывающих в НИИ заключенных.
Но сегодня ему пришлось провести лично особенно трудную операцию на мозге заключенного, у которого отсутствовало больше половины его долей. Как сознание теплилось в этом неполноценном существе, было для Виктора загадкой. Еще большей загадкой для него было то, каким же образом это сознание сподвигло своего носителя на преступления, вызвавшие интерес у государства.
Виктор вышел из операционной только к девяти часам вечера, хотя его рабочий день длился до 4 часов дня. Уставший мужчина прошёл по длинному полутемному коридору с обшарпанными зелеными стенами и свернув за угол зашёл в свой кабинет. Комната встретила врача мягкой тишиной и густым мраком.
Виктор включил торшер с пыльной бахромой и кинул взгляд на висящее на стене зеркало. Оттуда на него смотрел молодой мужчина с темными кругами под зелеными впалыми глазами. У мужчины были каштановые волосы, небрежной чёлкой спадающие на высокий лоб.
Кажущиеся слегка полноватыми щеки покрывала едва заметная тень щетины, становящаяся более выраженной над верхней немного тонкой губой. Нижняя же губа была предметом многолетних душевных страданий Виктора, так как из-за её полноты и цвета однокурсники прозвали его вишенкой, что сильно било по самолюбию и мужественному образу парня. Виктор давно признался себе, что вспоминать свое прошлое ему было неприятно. Несмотря на врожденный оптимизм и жизнелюбие Виктор с возрастом стал довольно замкнутым и несчастным человеком.
Истоки этих метаморфоз лежали во множестве испытаний, свалившихся на парня за его недолгую жизнь. Виктор рос без отца. Его мать была женщиной необычной. Её творческая натура требовала реализации, и женщина занималась не сыном, а абстрактной живописью, ставшей для неё смыслом существования и оттеснившей на последний план ребёнка. Однажды женщина устроила истерику из-за того, что пришедший в её мастерскую художественный критик отказался признавать в её мазне зерно искусства новой эры. Женщина тогда сильно кричала, набросилась на критика с кулаками, а когда тот ушёл, побила сына дощечкой от картинной рамы.
Через некоторое время женщина попала в психиатрическую больницу. Виктор два раза приезжал к ней. Один раз это было зимой. Тогда, к нему вывели совершенно апатичное существо, взиравшее на мир пустыми, не отражающими признаков разума глазами. Виктор покормил мать с ложечки супом. Затем женщину увели обратно в отделение.
Второй раз Виктор увидел мать только весной. Это было одно из самых страшных воспоминаний мужчины, от которого холодели и дрожали пальцы рук. В тот день его провели в отделение. Глазам парня предстала следующая картина: его мать, привязанная к кушетке билась в истерике и кричала, что