Произведение чувственного восприятия. Александр Сергеевич Ясинский

лощади в игре солнечного света и теней раскидистых деревьев, будет началом.

      Мы говорим о времени, пожирающем своих детей. Толстяк, чье имя также, возможно, Алекс спрашивает цену полевых цветов у торговки, сидящей внутри механической повозки. Ответ не приходит. Он спрашивает четыре, а может пять раз. Пять или шесть. Причем паузы между вопросами все увеличиваются и равны минутам. Которые незаметно съедаются вместе с большими единицами измерения, поэтому, когда он и получает ответ, что в принципе, уже не существенно, проходит чересчур много времени и Он покидает мир, что ощущается сразу, и все вокруг меняется. Разговоры о времени увлекают Алекса, и он растворяется в нем. К его имени можно было бы добавить эпитет Искушенный, когда бы не нашел он сил вернуться, чтобы схватиться в битве с огненным драконом, вышедшим из пространства на некотором расстоянии над землей. И оба погибают.

      По-видимому, тогда и возникает Книга. Книга, которая впоследствии окажется Книгой Незаконченных Произведений. Произведений жизни?

      Подходя к крепости, которую покинул, мощному прямоугольному зданию из бетона и не только, с окнами-бойницами и открытым для всех входом, я вижу останки тех, кто пришел сюда с войной и злобой, окаменевшие останки размазанной кашицы, скорлупу доспех. Они лежат по одному, ибо приходили в разные циклы и с разными судьбами, но их объединяют намерения. Это останки людей и демонов.

      Именно среди них я обретаю свой потерянный меч, изогнутый, с лезвием похожим на косу, но сначала появляются красные наручи и другие атрибуты причудливых доспех, и я кланяюсь восьми сторонам света. Я уходил искать совершенства и постигать бывшее ранее недоступным. Кажется, я несу в себе что-то новое, но все прошлые деяния тут же покрывает туман. Я мыслю чувствами.

      Ну что еще сказать? Что имя Его так же значит – Черный, а здание – приют, сакральная твердыня, убежище его религии.

      Я – в дверях, и, не смотря на грозный вид, смиренно прошу привратника пропустить. На удивление легко он соглашается, тряся лысой головой и шелестя ниспадающими одеждами отступая в сторону, но, предчувствуя ловушку, я настороженно разглядываю затененные своды и потолочные перекрытия пустого вроде бы холла, прежде чем тронуться внутрь.

      Они не замедлили показаться, когда я был на середине. Выйдя прямиком из тусклых стен и окружив меня. Воины, за каждым из которым стоит частичка мощи Черного; сюда не приходят с оружием и они вряд ли дадут мне высказаться. Я могу сражаться с ними, и может быть победить, но, отринув недостойную мысль, все же бросаю меч.

      Пав, он звенит – здесь нет эфемерности.

      – Мне нужно увидеть Его, – говорю я и вспоминаю, что должен был вернуться перед конечной битвой.

      Забвение несущие клинки опускаются и изучающие плоть копья приходят в движение, чтобы пронзить меня… но исчезают, ибо в этом нету надобности.

      В шагах от меня возникает женщина, идущая по коридору мне навстречу. В ней нет ничего необычного, это всего лишь мой проводник к месту, где Черный.

      – Не бойся, это всего лишь снотворное, – говорит она, делая мне укол в бицепс. Я понимаю их опасения, опасения рачительных слуг и наместников в отсутствие господина потерять добро переданное на сохранность.

      – Сколько осталось до битвы? – спрашиваю, когда глаза закрываются, цепенеет язык, а ноги движутся в указанном направлении, подчиняясь ритму, приходящему извне.

      – Тридцать минут.

      Тридцать секунд? Абсурд. Мозг слишком слаб, объятый дремотой, чтобы проследить связи между вопросом-ответом и вычислить в чем измеряют здесь, в здании.