И в миг овеян ты душой, в стекле сокрытой.
Там в забытьи дремал, с тяжелым мраком слит,
Рой мыслей, словно горсть печальных хризалид
…
Душа низринута во тьму седых веков,
Где Лазарь, весь смердя, встает среди гробов,
Как привидение, и саван разрывает;
Восторг былых страстей в нем сердце надрывает.
Так погружусь и я в забвенье и во мглу,
Заброшен в пыльный шкаф, забыт в его углу;
Флакон надтреснутый, нечистый, липкий, пыльный —
Я сохраню тебя, чума, как склеп могильный.
О жизнь моей души, о сердца страшный яд!
Я всем поведаю, что твой всесилен взгляд,
Что сами ангелы мне в грудь отраву влили
И что напиток тот мои уста хвалили!
Шарль Бодлер, XLVIII. Флакон. «Цветы зла» (Перевод с французского Эллиса)
© Любовь {Leo} Паршина, 2019
ISBN 978-5-4496-9910-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая. Гимназист
Санкт—Петербург, март 1909 года
Погожим весенним днем по Петербургским улицам очень спешным шагом шел молодой человек. Был он среднего роста, темноволосый, кареглазый и бледный, шестнадцати полных лет, ученик седьмого класса классической гимназии. Звали его Александр Кононов, он имел привычку смеяться громко и не к месту и смотреть на мир с любопытством и опаской хищного зверька…
Впервые в этом году день стоял совсем весенний. Солнце ласково грело грубую шкурку гимназической шинели, тужурку и даже кожу под ними.
Саша подумал было – не снять ли шинель, но затем решил, что тогда станет слишком холодно. Так он и мчался по петербургским улицам, перепрыгивая лужи.
Он знал, что Антон Ижевский, старый его приятель, ворчать не станет, но как раз таки от этого и совестно было опаздывать.
Встретиться заранее условились возле Гостиного Двора. Саша отчего-то решил, что удобнее будет пройти от гимназии дворами и закоулками, чем выходить на Невский и ехать на трамвае. Теперь же, еле поспевая к назначенному часу, он горько жалел о своем решении.
Наконец, между домами показалась желтая аркада, окружавшая Гостиный. Саша даже увидел Антона, стоящего под ее сенью. Только стоял Антон как-то странно – замерев, смотря в одну точку. Стремясь попасть в поле его зрения, Саша завернул за одну из многочисленных арочных опор… и со всего маху налетел на так некстати вставшего в тени господина. Господ, правда, тут стояло двое, но второй – с медными волосами, в темно-сером пальто – находился чуть в отдалении, ближе ко входу в лавку. Тот, с которым Саша столкнулся, был, в противоположность своему спутнику, весь золотисто-светлого тона – от волос до костюма и пальто.
– Простите, сударь, – пробормотал Саша. – Pardon, monsieur…
Господин посмотрел на гимназиста с легким удивлением и едва заметной, не слишком приятной ухмылкой.
Саша поспешил подойти к ожидавшему его Антону. Тот, привычно и по-дружески хлопнул его по плечу, и оба, развернувшись, поспешно зашагали прочь.
И все же, не дойдя до поворота, Антон обернулся и увидел, что господа стоят и смотрят им вслед…
Странно, наверное, выглядели со стороны эти двое приятелей – Антон и Александр – оттого хотя бы, что разница в возрасте составляла лет пятнадцать. Но, вместе с тем, что-то роднило их меж собой, возможно, близость самих натур, характеров.
Да и наставническое отношение Антона составляло дружбе верную основу. Советы старшего товарища Саша, не скрывая того, ценил выше отцовских и именно к Антону обращался за добрым словом и поддержкой, когда в них была особая надобность. Не говоря уже об авантюрных романах в потрепанных переплетах, а порой – и карманных деньгах.
Откровенно говоря, Саша порой удивлялся терпению и благодушию старшего друга.
Вот и теперь, расположившись в шумном зале среднего по цене, но уютного кафе, он поглощал дармовые постные пироги с капустой, испытывая при этом глубокую, искреннюю признательность.
– Значит, учитель математики сжалился над тобой, бездарем? – вздохнул Антон, поглаживая лежащие на коленях перчатки.
Саша поспешил подтвердить.
– Сжалился. Все-таки он наш классный наставник, да и самый молодой учитель в гимназии. Любит он меня за что-то. Только никак не пойму – за что…
– Да просто он знает, что ты не такой уж бездарь и надеется, что одумаешься.
– Я бы одумался! Если бы это к одной только математике относилось. Как ни крути – уж лучше бездарем…
И Саша принялся за чай и пироги с лимоном.
Антон скользнул взглядом за окно. Там была холодная, усталая городская весна…
– Зима