Облетев центральные улицы и не найдя там ничего, а точнее никого, стоящего внимания, он, хлопая крыльями, устремился дальше, в окраины, в рабочие кварталы замызганного городишки.
В какой-то момент он осознал, что набрал слишком большую высоту и уже не может разглядеть людей. Поняв это, бросился вниз как выпущенная стрела – нацелено и бесповоротно. Он соревновался в скорости с каплями дождя, падающими с неба, и, кажется, опережал их.
Сегодня он выбрал своей целью этот город. Сегодня чья-то горькая исповедь будет выслушана и передана хозяевам. А на чьей-то жестокой, очерненной душе будет поставлена печать.
Печать смерти.
***
Анжелика вздрогнула, когда на перила ее балкона, где она стояла в преисполненном отчаяния одиночестве, что-то упало. Обернувшись, женщина поняла, что не упало, а приземлилось. Ворон. Но не обычный чернокрылый падальщик, коих летало полным-полно здесь, в центральной полосе, а куда более редкий и даже вымирающий, по мнению многих ученых мужей, афрейский ворон – полумифическая птица и персонаж многочисленных суеверий. Редкий гость с горы Афрей, что на севере, зачем-то явился сюда, к несчастной Анжелике. И полностью завладел ее вниманием.
«Он почти такой же, каким я его и запомнила по иллюстрациям в книгах».
Женщина невольно отвлеклась от своих переживаний, уставившись на птицу. Не мудрено – она видела ее всего лишь второй раз в жизни. И это, если считать побледневший рисунок с данным вороном на пожелтевших страницах одной сомнительной книжонки, которую Анжелика читала в юности.
«По правде говоря, мне всегда казалось, что вы больше. Но глаза действительно умные. Будто не птичьи вовсе».
Летающие хищники, один из которых с взаимным любопытством разглядывал Анжелику, действительно не выделялись своими габаритами: они были, безусловно, меньше своих собратьев, других представителей семейства вороньих. Повадками, впрочем, они тоже отличались от последних: питались исключительно добычей, пойманной и убитой лично. Ни в коем случае не падалью. А еще афрейские вороны абсолютно не боялись людей. Напротив – они любили находиться с ними рядом. Будто им нравилось слушать их разговоры.
Вдруг Анжелика почувствовала, что ее кто-то дергает за рукав.
– Матушка, а папа точно скоро вернется? – обратился к ней ее сын, Мартин, прерывая тем самым размышления о птичках. И возвращая в горькую реальность.
– Да, сынок. Скоро. – солгала она о своем муже.
Мартин не заметил, как голос матери дрогнул на этих словах и продолжил:
– К моему дню рождения?
– Я думаю, чуть позже, мой хороший.
– Я волнуюсь за него. С ним точно ничего не случится?
Анжелика не смогла ответить сразу, пыталась сдержать требующий выхода плач. И он комом встал в горле.
– Мама?
Она заглянула мальчику в глаза. Голубые и ясные, как морская гладь в солнечную погоду. Такие же голубые и ясные, как глаза его отца.
Анжелика знала, что ложь во благо все равно остается ложью. Знала, что рано или поздно тяжелый разговор с сыном должен будет состояться. Но только не сейчас – время не подходящее.
Впрочем, для тяжелых разговоров оно никогда не бывает подходящим. И, тем не менее, Анжелика решила: не сегодня.
«Будь я проклята, если из его глаз прольется хотя бы слезинка».
– Не волнуйся, сын. – она попыталась изобразить максимальную беспечность, на какую только была способна. – А теперь беги мыть руки. Сейчас будем ужинать.
Мартин послушался. Глядя ему вслед, Анжелика заметила – он подрос. Подрос – значит, повзрослел. Повзрослел – значит, стал чуть сильнее, чуть умнее и чуть более чутким, чем был. Чуть более чутким…
Пугающая мысль пронзила сознание Анжелики: Мартин скоро станет настолько взрослым, что ему и не понадобится никаких разговоров, чтобы распознать ложь в ее словах. И тогда открывшаяся истина породит горе в его молодой душе. Вместе с горем появится обида, а затем взрастет и ненависть.
Он будет ненавидеть ее за то, что она лгала, и это станет еще одной каплей боли на и без того исстрадавшейся душе Анжелики. И все же она тянула с тяжелым разговором. Была слишком слаба для него.
Уверившись, что сын ее не услышит, она разрыдалась, закрыв лицо руками.
А ворон не улетал. Проплакав несколько минут, Анжелика обнаружила его по-прежнему стоящим на перилах балкона. Отчего-то ее это разозлило:
– Брысь отсюда, пернатая дрянь! – выпалила она сквозь плач и махнула рукой в сторону ворона, пытаясь его спугнуть. Но тот оказался упрямым и даже не думал улетать. Он лишь потоптался немного, сместившись при этом едва ли больше, чем на сантиметр, и уставился на Анжелику своими черными как деготь глазами.
Как-никак ворон – это всего лишь птица. Даже, если он прилетел с загадочной