Алхимики ищут секрет золотого фолловера.
А я мечтаю о подвигах.
Но каждое утро, вместо меча, беру мусорный пакет и с остервенением швыряю его в разверзшийся зев мусоропровода.
Бутылки звенят, как остриё копья по чешуе чудовища.
А потом я еду в маршрутке и старательно изучаю запревшие затылки, носы, сросшиеся с телефонными дисплеями, размытые вывески за окном, и незамысловатые тексты песен российских эстрадных звёзд.
Рядом кряхтит Иов.
Ланселот подпирает лбом поручни.
Раскольников трёт платком шею.
А мы все несёмся в тесной пыльной банке. От корней мирового дерева до вершины и обратно. Хмуро провожаем день. Угрюмо в спину толкаем вечер. Подпрыгиваем на колдобинах волшебной дикой Руси. Думает об авансе и ценах на коммуналку.
И каждый из нас, стоя, сидя, поперек и вдоль салона, подпевает, даже если не знает слов: "Надежда, мой компас земной…"
Так и проходит моя жизнь. В дорожных записках на разбитом экране. В часе езды от центра. В квартале от семейного магнита. В двух шагах от края этого мира.
Про чай.
Он пил чай и прихлёбывал.
А Она терпеть не могла, когда Он прихлёбывал.
И Она тоже начала прихлёбывать.
А Он подумал:
"Как же отвратительно Она прихлёбывает…"
И они расстались.
Про старый и новый.
Старый год горел и корчился.
Его изъеденное днями тело колыхалось на сквозняке.
Я с досадой захлопнул форточку. На стекле отражались контуры весёлых, праздных людей.
Они звенели вилками. Говорили о надежде. И терпеливо ждали, когда Старый год отмучается.
Но я не ждал, и не зажигал бенгальский огонь.
Не кричал УРА!
Не вздыхал устало: «Ну наконец-то!»
Не крестился на образа.
Не плевал в голубой экран.
Впервые, мне было жаль, что старый год сорвался.
Я ведь уже нагрел место.
Решил ребус.
Всех демонов победил.
Принцесс спас.
Все проекты закрыл.
Плюшки съел.
Сигареты выкурил.
Все мечтания только-только начали обретать форму. И в этих невесомых, дымчатых, изломанных линиях воображение вырисовывало золотой город. Конечно. Со временем форма затвердеет, станет чем-то конкретным и от этого несовершенным. Но пока.
Перемешивая на тарелке оливье и селёдку под шубой, счастье ОЖИДАЕМОЕ, согревало сильнее счастья ПОЛУЧЕННОГО.
А кто меня встретит там? В сполохах новогодних фейерверков? В призрачном мерцании разноцветных лампочек?
Мертвец в соломенной шляпе? Кофейное пятно на столе? Эхо в ночном парке?
Старый год угасал. И вместе с ним, исчезали былые победы и свершения, а на их месте появлялась чёрная, густая как мёд, тень Неопределенности.
Еще несколько секунд и я обновлюсь. Но это обновление не приносило радости. Никто не спрашивал, хочу ли я обновиться. Вселенная просто щелкнула шестерёнкой, и её вечный механизм грубо толкнул вперёд.
И поддаваясь чудовищной инерции мироздания, я летел, туда, где потёртый циферблат беспощадно разделял мою жизнь на ДО и ПОСЛЕ.
Старый год всё источался и источался. Но я ухватился и что есть силы сдавил его горло. Он захрипел, захлопал покрасневшими непонимающими глазами.
«За что миленький?»
А я давил и думал, что так лучше. Пускай я сам. Не эти – у стола, не те – на улице с гирляндами, не вселенная с её законами, а я сам закончу этот год, на несколько секунд раньше, и в эти украденные секунды почувствую, что я есть, что я могу, что я не барахтаюсь в невыносимом водовороте бытия, а плыву и пропуская звезды сквозь пальцы.
Никто ничего не заметил. Бой курантов заглушил хрипы. Снег скрыл следы.
А новый год, весёлый, счастливый и радостный, пел песни, наливал игристое, и давал обещания, такие, что не верилось, но очень хотелось поверить.
Про бар.
Бар тонул в винных парах и обрывках звука.
Пространство, от пожмяканной лимонной дольки на стакане до выпотрошенной салфетницы, выло красно-фиолетовыми всполохами:
"Shut up, kiss me, hold me tight…!"
Она томно посмотрела на Него.
Он поймал Её взгляд и отвернулся.
Потом Он многозначительно посмотрел на Неё.
Она заметила, улыбнулась, и тоже отвернулась.
Они смотрели, ловили, и отворачивались минут 40. И когда, наконец, встретились у Него болела голова.
У Неё устала шея.
Вблизи.