В палату не заходили со вчерашнего утра. За тридцать шесть часов, лишь заглядывали в дверное окошко. Видно, было каждый раз половину лица и фрагмент ткани медицинской шапочки синего цвета. В ту секунду, когда металлически клацала задвижка, её глаза слегка приоткрывались, и продолжало создаваться впечатление спящего человека. А в окошко на неё смотрел немного вытаращенный, возможно, чуть обезумевший взгляд. Губы, которых не было видно, что-то бормотали (не разборчиво). Лицо снова исчезало, дверца захлопывалась, задвижка опять издавала свой металлический лязг. Слышались шаги уходящего. Она же, крепко сомкнув глаза, продолжала лежать, свернувшись калачом. Её не мучил голод, не испытывала она и жажды. Сейчас её организм берёг силы. А ещё всё это время она не спала, даже дремота не посещала её рассудок. Она лежала и пыталась рассмотреть свои веки и постоянно считала, – так она старалась контролировать утекающее время – секунду за секундой. По её подсчётам прошло тридцать семь часов, их составляют две тысячи двести двадцать минут, а соответственно – сто тридцать три тысячи двести секунд, «…двести одна, …двести две, …двести три…»
В то же время она думала, – вспоминала себя, ища в лабиринтах своей памяти, но каждый раз натыкалась на мутное отражение, не понимая, кто есть кто. Старалась разглядеть, но только протягивала руку, чтобы убрать муть, как становилось всё ещё хуже. И она понимала, что без чьей-либо помощи ей не разобраться, а значит, эту помощь надо где-то добыть.
Теперь она молилась – взывала к вселенной, – ей также нельзя было потерять ещё и время, поэтому она ловила каждую секунду, укладывая одну за другой в минуты, в часы, бок о бок со словами молитвы.
Мужчина средних лет шёл по узкому коридору психиатрической клиники, хромая на одну ногу. Его грубое тёмно-серое пальто с фактурой в «ёлочку», точно огромный камень, медленно, с трудом поднятый и брошенный, кроило воздух, раз за разом повторяя одно и то же с каждым шагом. Три человека в белых халатах, переглядываясь друг с другом, нервничая, шли рядом с ним. А острый азиатский взгляд мужчины, устремлялся вперёд, не обращая на спутников внимания, делая вид, что не замечает их нервозность.
Какие бы там ни были мотивы преступления, и их последствия, он был намерен, во что бы то не стало забрать свою дочь из этого места. Невзирая ни на какие поставленные диагнозы, он готов был приложить все свои силы, чтобы это изменить…
Часть первая «он»
глава первая: кот, отпуск, бегемот
I
В одном из городских скверов одного небольшого городка уже осень. Она его настигла совсем неожиданно, как бывает, когда вдруг на тебя набросили из-за угла покрывало.
Дело всё в том, что с полвека назад этот сквер был засажен чудесными каштанами. Вы когда-нибудь замечали, как «одеваются» на весну эти деревья? Какие прекрасные «свечи» устилают их кроны, превращаясь в салатовые зонтики, вот-вот готовых воспрянуть в полную силу листьев! А обращали внимание, насколько скор этот процесс? Можно наблюдать воочию, как вытягиваются свечи и разворачиваются листья. Дерево на глазах меняет ярко белый наряд на свежий зелёный.
В этот год что-то случилось с нашими каштанами, кто-то сказал мне, что они заболели. Листья недолго держались на ветвях, быстро пожелтели, высохли и осыпались. Убирать их никто не собирался и всё, что упало, покрывало тротуары, зелёные газоны, неухоженные участки земли. И всё бы ничего, но в этом году весь август льют дожди и мокрая листва превратилась в кашу. Обещают прекращение дождей к середине сентября.
Прохладный ветерок пробегал по плачущим аллеям, когда я торопился с работы домой. Мои дырявые – во имя дизайна, сандалии отказались защищать мои ноги от луж. И чем я думал, когда выходил утром на работу, – просто светило солнце, и я понадеялся на милость природы. А дождь в этот день шёл пуще прежнего, – ливень заливал всё беспощадно. Улицы были пусты, лишь кое-где стояли люди под навесами. В кафе, барах и магазинах светились окна, из-за пасмурной погоды их свет был ярким и тёплым. Одно из кафе я люблю, там особый уют и варят вкуснейший кофе. Но сейчас я мечтал быстрей попасть домой. Промокнув насквозь, я перестал обращать внимание на лужи, их обходить не имело смысла, ускоряясь я шёл вброд. Решив пройти коротким путём, позабыл, что маленькая дорожка, соединявшая сквер и двор новостройки, в которой я жил, не асфальтирована…
Счищая с подошв грязь возле парадной, я услышал слабое кошачье нытьё. Оглядевшись по сторонам, увидел котёнка. Его мокрая шерсть скрывала окрас, он был просто тёмно-серым с бледно-фиолетовыми просветами кожи. Глаза прищурены, а широко раскрытый рот издавал звуки кошачьего страдания призывая чьё-то милосердие.
Мимо пробежали соседи, открыв быстро магнитную дверь, забежали вовнутрь, с возгласами и смехом утонув в глубине дома.
– Что ты малыш? – Присев на корточки, спросил я котёнка, будто сейчас он мне немедля ответит. И он отвечал: противно тянул своё «мяу». – Ах, решено, бродяга! Пойдёшь ко мне, обсохнешь, перекусишь, а там как хочешь, можешь продолжать жить своей жизнью.
Котёнок оказался мужиком,