Не летают над водою бабочки – ручейники. И не видно расходящихся кругов от всплесков рыбы, когда-то водившейся здесь в изобилии. Нет первозданной красоты, нет мхов на валунах. И высохшие протоки, и яшмовые камни, покрытые илом, навевают грусть. Течет безжизненная вода, и умирает тихо… Не слышны крики зимородков.
И весенние пения жаворонков редки на прилегающих ржавых лугах, заросших полынью. Природа тихо стонет. Она ранена. Она плачет…
И унесли меня грезы во времена, когда всё здесь было другим, – в 60-е, ушедшие в прошлый век, годы. Как мгновенья пролетели они, эти годы. Пусть пронесутся и в вашем сознании, дорогой читатель, сравнения двух состояний одного и того же мира. Один спектр этого мира исходит из призмы времени, а другой – отражается от усталых вод реки Зеркальной в печальном настоящем…
Благоухала осень. Был тихий солнечный день. Разукрашенный лес скидывал листья. Тихо и грациозно летели они вниз, покрывая пестрым ковром землю.
Чарующая Уссурийская осень! Ни времени, ни красок, ни слов не хватит, чтобы описать тебя, золотая богиня! Желтые, лимонные, бордовые широколиственные леса гармонично сочетались с густой зелено-голубой хвоей кедров. Синие и фиолетовые грозди винограда и красные бусинки лимонника, как серьги на лозах, переплетающих могучие стволы, магнитили к себе взор обитателей волшебного леса.
Созерцатель увидел бы здесь красочные горы, переходящие в далекий голубой горизонт. Причудливые распадки и скалы, серые, обросшие лишайниками и мхом каменные россыпи. Прозрачные, сверкающие на солнышке или убегающие в тень, ручьи, родившиеся в тенистых ущельях. Каньоны постепенно переходили в распадки, а распадки превращались в долины. В лесу всегда кто-то шуршал, выдавал себя шорохом листвы, здесь всегда пели песни многочисленные синицы, поползни, дятлы, малиновки, соловьи, горихвостки… Вот пискнул бурундук, чем-то недовольный на соседку белку. Где-то пробежал рыжий колонок и сойка пронзительно огласила лес.
Вдруг, красивая большая птица, появилась откуда-то совсем неожиданно. Она была с длинным пурпурным хвостом, и, прижимаясь к густым зарослям лещины, осторожно ступала по листве. Её оперение было столь прекрасным, что не уступало сказочным краскам осени.
В каждом лесном распадке, покрытом дубовыми и березовыми лесами, обитало не менее двух-трех птиц. Это были крупные, так называемые «местные» фазаны. С длинными золотыми хвостами и темным оперением, вытянув шею, птицы рылись в рыжей листве. У других – оперение было голубым или перламутровым с серпообразными темно-бардовыми хвостами. Птицы были увлечены поиском личинок и то и дело обнаруживали себя шуршанием. А когда стая соек своим криком выдавала присутствие фазана, он, пригнув шею к земле, старался быстро перебежать на другое место. Затем успокаивался и тихо копошился в примятой листопадом траве.
Продолжая неторопливо двигаться, фазан, сливаясь с палитрой волшебного леса, исчезал также неожиданно, как и появлялся. Весной эти необыкновенные пернатые столь близко подходили к домам и токовали рядом с домашней птицей, что их можно было видеть на огородах и в садах. Крик фазана напоминал кукареканье домашнего молодого петуха. Птицы были доверчивы, грациозны и свободолюбивы – не редко можно было видеть, как они отбивали корм у домашних петухов.
Осень долго носила пышный наряд, не желая его менять. Но приходило время, когда она нехотя сбрасывала листья. Их подхватывал ветер и, закручивая, воздушной кистью, расстилал на землю мозаичным ковром.
Мир зверей и птиц готовился к зиме. Улетали утки и цапли, иволги и кукушки. Запасся желудями и орехами бурундук и тихо дремал в теплом дупле. Залегли в спячку барсуки и еноты. Медведи уходили в самые непролазные места и устраивались в уютных берлогах. Первый снег выпадал в ноябре, а в декабре снегопады набирали силу. И заносило белым снегом долину Зеркальную. Замерзали ручьи и протоки, скрылась под снегом река. Северный ветер гладил белое одеяло, убаюкивая долину. В местах где река прилегала к склонам сопок, вихри выдували со льда снег, и через толщу прозрачного льда можно было увидеть, гуляющую рыбу.
Зима вступила в свои права. И, для оставшихся зимовать обитателей, приключения только начинались. Стоило утихнуть ветру, как жизнь леса восторженно проявляла себя. Звонко, барабанной дробью, дятел долбил подгнившую кору старой пихты, вытаскивая личинок. Зайцы набивали тропы к молодым осиновым рощицам, в долине мышковали лисы, кабаны взрыхляли клыками снег и поедали жёлуди. Косули сбивались в большие стада. Они выходили из подветренных мест спячки на снежные луга, копытить корм. Синицы участливо свистели рядом, порхая с ветки на ветку. Клесты, сбившись в стайки клевали подмороженный боярышник. Так проходил день и наступал вечер, и звери уходили в потаенные места на лежки, птицы забирались в дупла деревьев или под снег.
Сказочно выглядел лес в лунные зимние