А что помимо выдающегося вклада Слуцкого в развитие стихотворной речи позволяет считать, что он «лучше нас» (на мой взгляд – и по сей день)? Это – его мудрость, нравственная чистота, сердечный дар, непоколебимая позиция в отстаивании незыблемых человеческих ценностей: справедливости, милосердия, добра, любви.
Поэзия Слуцкого глубоко созидательна: она формирует, развивает в человеке его лучшие качества как в сфере личных отношений, так и в его отношениях с обществом и государством.
Время высвечивает масштаб поэта. Сегодня все очевидней становится, что Слуцкий – один из важнейших маяков не только поэзии, а русской культуры вообще, что вектор, им заданный, – это путь сохранения в человеке человеческого.
Слуцкий ведет честный и серьезный разговор с читателем на самые важные, животрепещущие темы: о совести, чести, сострадании, о Родине. Откройте этот сборник, станьте собеседником поэта – очень может быть, эта книга станет вашей настольной.
Несколько слов о структуре сборника. Он составлен из трех частей.
Первая, Хрестоматийное, – известные шедевры поэта. Важно отметить, что некоторые из них впервые публикуются без цензурных поправок и допущенных ранее опечаток.
Вторая, Из неизданного, – выборка из стихотворений, опубликованных в периодике верным помощником поэта Юрием Леонардовичем Болдыревым, но не вошедших ни в одну из книг.
И третья, Из архивов, – выборка из стихов, найденных мной в архивах и опубликованных в периодике в 2017–2018 годах.
В завершение выражаю сердечную признательность всем, кто оказал помощь при подготовке сборника: Ирине Рувинской, Игорю Бяльскому, Дмитрию Сухареву, Илье Фаликову, Олегу Хлебникову.
Андрей Крамаренко
Меня не обгонят – я не гонюсь.
Не обойдут – я не иду.
Не согнут – я не гнусь.
Я просто слушаю людскую беду.
Я гореприемник, и я вместительней
радиоприемников всех систем,
берущих все – от песенки обольстительной
до крика – всем, всем, всем.
Я не начальство: меня не просят.
Я не полиция: мне не доносят.
Я не советую, не утешаю.
Я обобщаю и возглашаю.
Я умещаю в краткие строки —
в двадцать плюс-минус десять строк —
семнадцатилетние длинные сроки
и даже смерти бессрочный срок.
На все веселье поэзии нашей,
на звон, на гром, на сложность, на блеск
нужен простой, как ячная каша,
нужен один, чтоб звону без.
И я занимаю это место.
Снова нас читает Россия,
а не просто листает нас.
Снова ловит взгляды косые
и намеки, глухие подчас.
Потихоньку запели Лазаря,
а теперь все слышнее слышны
горе госпиталя, горе лагеря
и огромное горе войны.
И неясное, словно движение
облаков по ночным небесам,
просыпается к нам уважение,
обостряется слух к голосам.
Хрестоматийное
В начале
Лошади в океане
И. Эренбургу
Лошади умеют плавать.
Но – нехорошо. Недалеко.
«Глория» по-русски значит «Слава», —
это вам запомнится легко.
Шел корабль, своим названьем гордый,
океан старался превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,
тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище
далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если
нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось – плавать просто,
океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края.
На исходе лошадиных сил
вдруг заржали кони, возражая
тем, кто в океане их топил.
Кони