Да, знал бы он, что в скором времени именно этот ребенок станет его «веригами», с которыми у дядьки пройдет все детство. В дальнейшем это вынужденное положение «няньки» перерастёт в привычку, а может быть, отчасти, и в любовь к своему воспитаннику.
С помощью милиции, соседей, родных и знакомых мальчик конечно находился. В то время дети никуда не могли пропасть. Они всегда находились живыми и здоровыми. Мама и бабушка плакали от счастья. Даже суровый дед с теплотой в глазах смотрел на «возвращенца».
Вскоре всеобщая эйфория радости и счастья проходила, и начиналось «воспитание». Заключительным актом всеобщей любви было помещение любимца под замок в угольный сарай, в лучшем случае – в угол между стеной и печкой. Исполнением наказания занимался дед. Благо был опыт работы старшим следователем по особо важным делам прокуратуры области.
Круглосуточный детский сад, расположенный через забор от яслей, особой новизны в жизнь ребенка не привнёс. Во время нечастых детсадовских прогулок по городу воспитательница ни на минуту не выпускала его руку. Такое ограничение свободы не могло нравиться ребёнку. С прогулок он возвращался весь зарёванный. На щеках издалека были видны размазанные кулачками русла слёз, проложенные по запылённому детскому лицу.
Вторая волна обиды захлёстывала мальчишку по вечерам, когда соседских детей родители разбирали по домам, а он и ещё с десяток ребятишек оставались ночевать в детском саду. Теперь ревела уже вся круглосуточная группа!
Дежурная воспитательница вместе с нянечкой до самого ужина тщетно успокаивали малышей. Если увещевания не помогали, то нянечка отправлялась за дедом Никифором – ночным сторожем.
Дед Никифор был личностью весьма своеобразной. Он жил при садике в сторожке и исполнял обязанности и дворника, и истопника, и плотника, и слесаря. В общем, всё нехитрое хозяйство держалось на нем.
Особый колорит ему придавала его манера одеваться. Вечная ушанка, латаная-перелатаная фуфайка, подпоясанная солдатским ремнём, валенки с калошами, которые к лету менялись на сапоги. Никто никогда не видел его без этих атрибутов, ни зимой, ни летом!
Огромная белая борода, жёлтые прокуренные усы, делали его похожим на деда Мороза. Выцветшие старческие глаза всегда излучали тепло и доброту.
Детвору иначе как «соколики» он не называл. У него всегда находились слова и карамелька, чтобы упокоить разревевшегося малыша.
Поговаривали, что во время войны он потерял всю семью, после демобилизации поехал «куда глаза глядят», и осел в Самарканде.
Ограниченное количество его любимчиков из мальчишек допускалось в святая святых –