но гораздо тише писка забитой мыши.
Это то, что в белой фате со злобным оскалом
по свету рыщет –
Я говорю тебе про Любовь.»
(группа Дельфин – «Любовь»)
– А ты любил?
– ?
– Ты сказал, можно любить лишь один раз в жизни как в первый, по-настоящему.
– Да, сказал.
– Ты любил вот так – один раз?
– Да.
– И как это, что ты чувствовал?
Я растерялся. Что сказать этой девочке? Ей пятнадцать лет, ей интересно, а впереди ещё целая взрослая жизнь – целый мир, огромный и не всегда добрый.
Да пусть даже и не ей – самому себе – как это, любить?..
Что-то я пролепетал – довольно бессвязное, ничего не объясняющее. Не хочется скатываться до пошлости, изрекая высокопарную чушь – «Друг Гораций, не говори красиво».
А как это? …
Той девочке из моей памяти, тоже было пятнадцать, когда мы встретились. Они даже похожи – такие же волосы, глаза, улыбка…
Не смогу вспомнить день нашей первой встречи. Помню только, она немного опоздала к началу учебного года и приехала на неделю-полторы позже – школа была на Крайнем Севере и родители, возвращавшиеся из отпуска, бывало задерживались. Вот и она – входит в класс… Секунда, вторая… пятая – вошла в мой мир. Навсегда.
Много раз давал себе зарок не вспоминать, не думать, не оглядываться – не получается. Это словно рана. Старая рана, откуда достали осколок, зашили, вылечили – человек живёт и вроде всё хорошо, а рана нет-нет, да и начинает ныть, напоминает о себе.
У меня были «влюблённости» до неё, были после. Но вот так – так, что бы сидел замороженный, смотрел и не мог отвести глаза, чувствуя, что выгляжу дурак-дураком не было ни разу. И уж конечно не будет.
Но вопрос остаётся, я так и не сказал – как это?
«Она сама по себе невесома,
она легче, чем твои мысли,
Но вспомни, как душу твою рвало,
когда она уходила.
Как на глазах твоих слёзы висли.
Она руками своими нежными
петлю на шею тебе набросит,
Не оставляя ничего от тебя прежнего,
сама на цыпочки встать попросит…»
(группа Дельфин – «Любовь»)
Сколько написано уже и будет ещё написано. Всё похоже и вместе с тем другое. Это не моё. Не мои чувства. Сказать почему? Да если коротко, то когда по-настоящему любишь, всех этих слов мало. Пушкин, Есенин, Блок, Ахматова… Красиво, гениально, верно и очень похоже, очень. Но этого мало! Это лишь рамка для картины. Потому как нет слов таких, не придумали их люди. И не придумают никогда. Они – свои для каждого. Единственные.
Смотришь на неё и знаешь, это именно та часть мира, без которой он никогда теперь не будет полным – понимаешь не словами, не разумом – сердцем. Тебе хочется смотреть и смотреть. Наверное так пьёт человек измученный жаждой – пьёт и не может напиться.
Но опять слова – слова, так и не сказавшие, чем я тогда жил.
Бесполезно говорить о сделанных ошибках, о том как нужно было поступить. История не имеет сослагательного наклонения. Я просто жил так как умел. Просто дышал. А в каждом вдохе была она.
Я сразу поднял её для себя на недосягаемую высоту.
У меня раньше были девочки, с которыми я дружил – всегда было всё легко. С ними приятно дружить, целоваться, чувствовать тепло их тела, соблазнительные изгибы под руками…
Гормоны. Мужское начало. Природа отношений между женщиной и мужчиной. Никогда я не комплексовал – шутил, смеялся, чувствовал себя с ними как дома.
Тут было совсем другое – неизведанная территория.
Я боялся с ней заговорить, пригласить в кино или проводить после школы домой.
Она была, где то там – высоко-высоко.
Самая простая, обычная русская девчонка, немного карамельная, но ровно настолько, что бы быть очаровательной, а не приторной – светло-русые волосы, голубые глаза, добрая улыбка. Нельзя назвать её писаной красавицей – были в школе девочки красивее. Но была она – были все остальные. С остальными было всё просто и понятно – они охотно отзывались на внимание. Не отозвалась, «занята» уже? Ну и ладно, не беда. А перед ней я робел и терялся. Ничего не мог поделать, злился на себя, а поделать ничего не мог. Самое большее, на что я решался, это пригласить её на танец во время школьных вечеров – они проводились у нас каждую неделю по субботам. В такие минуты, чувствуя её под своими руками, я был самым счастливым на свете. Но, даже танцуя, не мог предложить проводить её домой после вечера.
Такая вот хрупкая глупость…
Длилось бы это наверное бесконечно, пока однажды возвращаясь домой, я вдруг не почувствовал, что кто то подхватил меня сзади под руку. Это была конечно